Страна, о которой знали все

Сидевший рядом с Гараниным проворно юркнул в высокую черную двустворчатую дверь, покрытую квадратами полированного камня, — как плитка шоколада. Остальные присмирели и даже погасили самокрутки о подошвы сапог. Стало немного страшновато, но одновременно Гаранин почувствовал любопытство и, как ни странно, самый настоящий азарт. Если разобраться, ничего повергающего в растерянность или ужас пока не произошло. Никто не собирается раздирать его в клочки и разметывать оные по закоулочкам, пить кровь или пожирать. Всего-навсего другой мир, и в нем тоже должны быть какие-то законы и установления. Свои правила игры. И сильный, уверенный в себе человек, может быть, сумеет включиться в эту игру на равных и, чем черт не шутит, выиграть, добиться своего, не обидев и хозяев. Ведь в сказках, как правило, гибнут слабые и малодушные, а этот мир имеет, похоже, непосредственное отношение к сказке, хотя и насквозь реален.

Из двери выскользнул леший, суетливо подскочил к Гаранину, обежал его кругом, осмотрел, отряхнул куртку и толкнул в спину:

— Звать изволят…

Дверь легко поддалась. Оказавшийся за ней зал подавлял. Пещера-прихожая была по сравнению с ним одинокой коробкой из-под обуви в пустом товарном вагоне. Необозримый мозаичный пол, узорчатые красно-сине-черные стены, отшлифованные до зеркальной гладкости и увешанные какими-то яркими предметами, гигантские малахитовые вазы, деревья из золота с золотыми монетами вместо листьев, древние статуи, груды золота и самоцветов меж колоннами, в бесчисленных нишах — множество драгоценной утвари. Зал был настолько велик, что сокровища при всей их неисчислимости ничуть его не загромождали. Пещера Али-Бабы…

Гаранин вертел головой, ошеломленный этим великолепием. Мощный голос проревел:

— Подойди!

И он пошел в дальний конец зала, где спускались с потолка складки огромного балдахина и на возвышении шевелилось что-то громадное, темное, живое, похожее, как ни странно, на самолет — а Гаранин-то ожидал увидеть какого-нибудь иссохшего старца, Кащея Бессмертного, придурка из детских фильмов, которого не-трудно обвести вокруг пальца. Ближе, еще ближе… Поднялись три головы на толстых шеях, сверкнули, как дорожные знаки-катафоты в лучах фар, желтые глаза. Гаранин едва подавил вскрик — лешие, в общем-то, выглядели вполне буднично, но это… Но ЭТОТ…

Это был самый настоящий Змей Горыныч, разбросавший по полу зеленые кожистые крылья, шириной не уступающие крыльям Ту-134. Мощные лапы с кривыми саблями когтей. Чешуйчатые шеи. Головы длиною в сажень, увенчанные острозубыми золотыми коронами. Из-под правого крыла выглядывал длинный хвост, оканчивающийся чем-то вроде наконечника копья. Змей поневоле внушал страх, но отнюдь не выглядел уродливой химерой, слепленной убогой фантазией из взятых наудачу, лишь бы пострашнее, частей реально существующих животных — он был гармоничен и даже красив основанной на неизвестных канонах хищной красотой. И еще угадывалось, что он очень, очень стар — говорили об этом излом шей, словно бы с трудом державших головы, россыпь чешуин, размером с блюдце каждая, вокруг возвышения, провисшее крыло…

Вот это был настоящий ужас, не шедший ни в какое сравнение с поляной или пещерой. Это был Страх, без дураков. Ворохнулось даже в подавленном сознании — только бы уцелеть, только бы ноги унести… Что там полагалось раньше в случаях благополучного избавления от напасти — пудовую свечу ставить? Неужели когда-то с таким чудищем осмеливались схватываться богатыри — и неужто кто-то побеждал? Слабо верится…

Проснулись, всплыли из подсознания какие-то невообразимо древние страхи, память рода млекопитающих, которую бесполезно было и пытаться облечь в слова — картины, промелькнувшие в мозгу слишком быстро, чтобы их осознать, не имеющие аналогий в современности, но пугающие, приводящие в животный ужас запахи, образы, звуки… Гаранин остановился метрах в пятнадцати от чудища. Три пары холодных желтых огней — рассеченные по-кошачьи вертикальными темными полосками зрачков глаза — поймали его фигуру в невидимые лучи прожекторов. Гаранин ощутил себя крохой, мошкой, собрал в кулак волю, изо всех сил старался остаться самим собой, прежним железным человеком, рыцарем НТР. Инстинкт подсказывал, что только в этом шансы на спасение — не дрогнуть, не уронить себя в этих глазах…

— Ближе подойди, не тронем, — сказала средняя голова, и теперь это был уже не рев, голос звучал разве что самую чуточку громче, чем обычный человеческий. Головы были отлиты как бы по одному слепку, но имели все же, если присмотреться, свои отличия, какие есть и у человеческих лиц, и Гаранин назвал про себя заговорившую с ним среднюю голову Первым. Другие две словно бы дремали, прижмурив глаза.

Гаранин подошел ближе — так близко, что при желании мог бы дотронуться до голов рукой. Правда, желания такого не возникало — желтые клычищи не внушали доверия и симпатии.

— Вот так, — сказал Первый. — Представляться не стоит, надеюсь?

— Не стоит, — ответил Гаранин.