Страна потерянных дорог

— Ты прав, — тихо заметила она. — Я соврала. Мне самой так хотелось верить в эту историю — любовь, злой маг, что убил моего возлюбленного, проклятье, от которого может расколдовать только поцелуй… Ты же понимаешь, что поцелуй был ни при чем?

— Тогда что же сняло проклятье? — с сомнением нахмурился Макс.

Майя грустно улыбнулась и указала пальцем на нож, висевший на его поясе.

— Твой клинок, который доработала Садовник. Я даже с расстояния в три метра чувствую силу знаков на нем. Ты ранил меня им в Лесу и разорвал заклинание, сделавшее меня монстром. После превращения раны затянулись, но шрам остался…

— Ну вот! — усмехнулся Макс. — Выходит я зря целовал тебя в образе чудовища?

Майя вдруг вместо того, чтобы покраснеть или смутиться, громко и от души рассмеялась. Ее мелодичный смех вспугнул стайку мелких птиц, клевавших дикий виноград на заборе.

— Расскажешь, как твоя история может быть связана с падением Аркании? — спокойно и дружелюбно произнес Макс, касаясь плеча Майи.

На миг голубые глаза девушки словно затмила печаль и старая боль.

— Кажется, я знаю, кто уничтожил мир.

Глава 28

Ника не спала всю ночь, просто не могла. Столько времени было упущено и утрачено, отчаянно не хотелось пропустить еще хоть одну минуту в обществе дедушки.

Он сидел напротив, подливал ей ароматного травяного чая в кружку и слушал ее рассказы. О жизни, о ссоре с мамой, его дочкой, о том, как работала без выходных, как затопила соседей, когда пыталась сама поменять смеситель на кухне. Ника рассказывала обо всем — о самых важных моментах и о ерунде. Но для нее все было ценным, потому что каждый миг ее жизни в голове проносились мысли: а что бы сказал деда Слава?

А вот теперь он отвечал. Теперь мог дать советы, оценить, пожурить — за все эти годы разом. Он похвалил, узнав, что девушка сама сдала на права и выучилась водить. Что даже в шестнадцать лет умудрилась найти работу и сама платила за коммуналку, за еду и ремонт старой квартиры. Что отреставрировала тот маленький комодик, который дедушка купил перед своей смертью и не успел привести в порядок.

Деда Слава улыбался, его серые глаза, такие же, как у Ники, тепло блестели за стеклами круглых очков. И чай был совсем как в детстве — с малиной и мятой, ароматный и родной. Даже квартира казалась знакомой. Все в ней так и дышало уютом и теплом, чувствовалась рука дедушки. Хоть и мир другой, и столько лет прошло, но это было словно вернуться в детство. Словно спустя годы в сердце Ники наконец начала зарастать самая большая рана и утихала страшная боль потери.

Он в утешение обнял ее, когда Ника рассказывала о попытках мамы отобрать квартиру и лишить дочь наследства.

— Ты ведь пропал без вести, тела не было, но зато свидетели все видели. Пришлось ждать шесть месяцев, пока объявят мертвым, потом еще полгода на вступление в наследство… Мать сразу начала вещи выбрасывать из твоей квартиры. Помнишь те часы с кукушкой, что стояли в коридоре? Я случайно нашла их на помойке у дома, и как только никто не заметил и не унес. Два часа затаскивала обратно по лестнице, потом замки сменила, в тот же день. Она хотела оспорить завещание, дескать, я наследник второй очереди, а она — первой.

Дедушка поглаживал Нику по рыжим волосам, молча слушал, но по его лицу было видно, как он сопереживает, как злится на свою непутевую дочь.

— Папа вмешался. Сказал, что так даже лучше — у меня будет своя квартира, можно больше о дочери не думать. Мать сразу выписала меня из родного дома и выставила за порог. С тех пор, даже когда я в больницу попала, родители не помогали. Я только и слышала: мы тебе отдали квартиру, будь благодарна! Но это же не они отдали! Это ты, твоя забота, твое наследство…

— Прости, солнышко, — приговаривал дедушка, поглаживая Нику по плечам и подливая чаю. — Не знаю, как так получилось. Она вроде бы моя родная дочка, я ею с младенчества занимался, все давал… не представляю, почему она такой выросла. Совсем непохожа ни на меня, ни на покойную бабушку Таню…

Они все говорили и говорили в просторной кухне, до самого рассвета. Ника смотрела на руки дедушки, загрубевшие от долгой работы, такие знакомые и родные. На его лицо, которое не постарело ни на год с тех пор, как она видела его в последний раз. Деда Слава тогда оставил Нику присматривать за квартирой, стоял в узком коридоре с чемоданом, шутил и давал указания. Сколько раз девушка вспоминала этот момент — самый последний разговор перед его гибелью.

— Как ты здесь очутился? — спросила наконец Ника. В какой-то момент она решила, что хватит рассказывать о своем прошлом. После нескольких часов беседы на сердце стало легче и тише. Словно события ее жизни, которые раньше ранили и резали душу, вдруг выцвели и потускнели.

Истории прошлого словно исчезали, стоило их только рассказать. Уходили куда-то за арку у Затона, к топям и Пограничью, а затем и вовсе терялись где-то в Старом мире. Уже неважные и пустые, как забытые письма в заброшенном доме.