Страна счастливых (сборник)

— Очень прошу вас, друзья мои, не смешивать жука-майку с майским жуком. Это далеко не одно и то же. У этого жука-майки удивительная особенность… У всех насекомых — три превращения: из яйца выходит личинка, личинка становится куколкой, и наконец куколка превращается в совершенное насекомое. Ну, а вот у жука-майки целых четыре превращения: яйцо, личинка-триунгулина, потом просто личинка, куколка и взрослый жук-майка. Запомните: триун-гу-ли-на. Фабр называет ее попросту «вошкой». Так вот эта триунгулина питается пчелиным медом. А как найти ей соты? Кто покажет ей дорогу к пчелам? Кто отнесет ее в улей?

— Ее мама! — сказала Валя.

— Ну, на маму ей надеяться не приходится. Когда личинка только из яйца вылезает — ее мамы часто уж и на свете нет… Чтобы попасть в пчелиное гнездо на полное иждивение, триунгулина залезает в цветок и, притаившись, ждет пчелы. Лишь только пчела опустится на цветок, триунгулина хватается лапками за ее мохнатую шубу и держится до тех пор, пока пчела не перенесет ее к себе. Поняла, Валя? А теперь ты подумай: какая-нибудь глупая триунгулина — и та не боится воздушных полетов, так неужели же ты испугаешься?

— Так то триунгулина, — вздохнула Валя, — она же глупая!

— Да брось ты трусить, Валя, — сказал Карик. — Если мы не полетим на шмелях, нам придется итти пешком целых три недели, а может быть и месяц. Да еще неизвестно, что с нами случится дорогой. Может быть, в пути мы встретим тысячи новых опасностей. Какой-нибудь жук слопает нас, или гусеница раздавит, или бабочка смахнет крылом в пропасть. Уж лучше на шмелях!

— Ну что ж, поехали на шмелях! — сказала Валя дрожащим голосом. — На какой цветок нам лезть?

— А вот на этот! На красный круглый шар, который качается там наверху. Это — красный клевер. Любимый цветок шмеля.

По высокому стволу Иван Гермогенович и ребята вскарабкались на лилово-красную шапку клевера и спрятались между его трубочками, которые таили в себе капли чистого, светлого меда.

— А скоро этот шмель прилетит? — шопотом спросила Валя.

— Почем я знаю! — также шопотом ответил Карик.

— Тише вы! — зашипел профессор.

Так просидели они больше часа.

Наконец над головами у них загудели крылья. Широкая тень заслонила небо, как будто на солнце набежала туча.

Валя прижалась к брату. Сердце ее стучало, руки и ноги тряслись. Она хотела что-то сказать, но только шевелила губами.

— Приготовьтесь, — чуть слышно сказал профессор.

Валя украдкой стиснула Карику руку.

Все сильнее шумели могучие крылья. Взъерошенный, лохматый шмель кружась спускался к цветку. Вот он уже вытягивает лапы и собирается сесть.

Что было дальше — Карик и Валя не помнят. Огромное, волосатое тело опустилось на них, точно тяжелая медвежья шуба.

Ребята услышали глухой голос профессора:

— Хватайтесь крепче!

Они вцепились руками в шерсть и в ту же минуту вихрем взлетели вверх.

Глава XVII

От ветра у путешественников перехватило дыхание, земля качнулась и пропала.

— Держитесь крепче! — крикнул профессор.

Ребята едва расслышали его голос. Их оглушало ровное густое гудение шмелиных крыльев, пронзительный свист ветра.

Сначала шмель летел высоко над землей. Но потом ему, как видно, стало тяжело, а может быть и больно. Три пары рук вцепились в его мохнатую шерсть, три пары ног колотили его по брюху и груди при каждом резком повороте.

Шмель стал метаться из стороны в сторону, — должно быть, для того, чтобы сбросить непрошеных пассажиров.

Он летел, спускаясь все ниже и ниже, отряхивался на лету, но избавиться от тяжелой ноши не мог.

У Вали кружилась голова, сердце так и ёкало. Профессор со страхом поглядывал на нее.

«Только бы удержалась, бедняжка, только бы не разжала рук…»

И вдруг шмель еще сильней затрещал крыльями и стрелой понесся вниз.

«Эх, жалко будет, если сядет раньше времени, — мелькнуло в голове у Карика, — уж хоть бы дотащил до середины пути».

Профессор и ребята поджали ноги, чтобы не стукнуться обо что-нибудь твердое при посадке.

Все ближе и ближе верхушки травяного леса.

И вот сильный толчок — один, другой, третий…

Путешественников выбросило из меховых кабин, и они, кувыркаясь через головы, покатились по какому-то синему, мохнатому, бугристому полю.

Наконец, перекувырнувшись в последний раз, Иван Гермогенович ухватился руками за край огромного круглого камня.

Придерживаясь за край рукой, профессор, кряхтя и охая, встал на ноги и пошел вокруг камня.

— Странно, — бормотал он, ощупывая плоский, гладкий камень, — что же это такое — колесо, жернов?.. А вон еще точно такой же круглый камень… третий, четвертый…

Профессор с трудом взобрался на один из камней, осмотрел внимательно его гладкую, черную, блестящую поверхность, и вдруг смелая догадка пришла ему в голову:

— Пуговица… На пуговице стою. А синее поле внизу — это… это…

— Ребята! — закричал он Карику и Вале, которые сидели на бугорке и потирали ушибленные бока и колени, — ребята, мы почти дома. Это — мой пиджак.

Ребята, обрадованные, вскочили на ноги.

— Значит, и ящик с увеличительным порошком должен быть где-нибудь поблизости?

— Ну да. Вон он!

Профессор протянул руку к густым зарослям травяного леса.