Страна терпимости (СССР, 1951–1980 годы)

Но она опоздала. Ее Вовку снова посадили – теперь якобы за ограбление. Суд вынес приговор: десять лет строгого режима. Она не знала, что такое – пробыть в заключении десять лет. И собиралась его ждать. Ее поразил тогда не столько срок, сколько факт разлуки в момент, когда она решилась связать с ним свою судьбу, наплевав на аттестат, на институт и вообще – на все! Ему было двадцать, освободился он в тридцать и умер в тридцать пять – от последствий строгого режима. Но все это было потом…

– Это твоих рук дело, – твердила Ксеня, обращаясь к матери.

Та прятала глаза, но отпиралась упорно и яростно. Вероятно, ей хотелось во что бы то ни стало удержать в Ксене остатки дочерней привязанности.

– При чем тут я? Наоборот – я заступалась за него перед следователем, говорила, что он не способен на такое…

– Ты-ы-ы? Заступалась? Да ты его терпеть не могла! Помнишь Зойку? Ты ненавидела ее только за то, что у них в комнате ничего не было, не было таких дорожек и ковров, как у вас, – Ксеня намеренно выделила последнее слово, – не было достатка, о котором вы всегда так пеклись. И у Вовки его нет. Вот что тебя бесит. А я ненавижу ваш достаток, ваше «как у людей», ваших приличных людей! Да все ваши так называемые приличные люди и ногтя не стоят Вовкиных родителей – бедных, но искренних, честных и добрых людей, – ярость душила Ксеню.

Мать заплакала, слезы обильно потекли по ее лицу, и она их не вытирала.

– Доченька, да мы же как лучше хотим… мы о тебе заботимся… о твоем будущем… ты же у нас единственная…

Ксеня внезапно замолчала: она ощутила безмерную усталость. Нелегко ей далась гневная тирада. Но как иначе она могла выплеснуть затопившее душу отчаянье? Кто-то же виноват в случившемся! Не мог Вовка ограбить! Отдать последнее мог! Но где и как узнать правду?

– Не судьба, видно, Ксенюшка…

Ксеня опять было вскинулась от этого притворного сочувствия. Она была убеждена если не в прямой виновности матери, то в косвенной причастности.

– Ну, посмотрим, судьба или не судьба! Я буду ждать Вовку. Если не дождусь, то приведу в дом такого мужа! Дворника с метлой вместо приданого в сундуке… – последняя искра гнева погасла.

Теперь уже Ксеня сама рвалась из Енисейска, ненавистного города, укравшего у нее счастье. Каждый шаг здесь растравлял незаживающую душевную рану: все напоминало о Вовке. Она вздрагивала, если кто-то окликал ее: ей мерещился его глуховатый голос – неповторимый, незабываемый. Тело еще продолжало ощущать его руки, губы – его губы. Тоска становилась невыносимой. Она сдала все же экзамены в школе, ставшей чужой, получила аттестат и, не дожидаясь родителей, уехала одна в еще более ненавистный, где не было следов пребывания Вовки, город.

XXI век: Прощание с Енисейском

Щеголяла в брюках, в юбочке короткой,
Обзывали сучкой, швалью, идиоткой, -
Цыкала сквозь зубы, отвечала грубо:
– А пошли вы все!
Отгуляла юность в юбочке короткой,
С сигаретой «шипка» и стаканом с водкой!
Отгремели трубы, потеряла зубы:
– А посли вы все!
Подступает старость – нет веселья с водкой.
Оказалась жизня вдруг такой короткой!
Люди стали грубы, вставила я зубы:
– А пошли вы все!

Часть третья

Алма-Ата, столица Казахской ссСР

Чуть помедленнее, кони,

Чуть помедленнее…
Не указчики вам кнут и плеть!

В. Высоцкий

Я с детства была протестанткой,
Ходить не любила в строю.
Дерзила, слыла хулиганкой,
Свободу лелея свою.

Автор

1966-80 годы. Вот и осуществилась мечта Ксениных родителей. Они жили на юге, в тепле и зелени прекрасного города у подножия покрытых снегом вершин АЛАТАУ. Алма-Ата располагалась как бы в чаше, окруженная с одной стороны горами, ветрами почти не продувалась. Зато с гор текла бурная пенная с прозрачной ледяной (с ледников) водой река Алмаатинка. Дух захватывало, когда Ксеня отчаянно лезла в речку искупнуться, плавать никто не плавал, могло унести и разбить о камни.

У них была трехкомнатная квартира в строящемся микрорайоне на окраине города, бирюзовая «Волга» стояла в добротном кирпичном гараже, который они строили сами, недалеко от дома. Кстати, пару кирпичей Ксеня тоже заложила в фундамент. Был достаток. Отец с матерью без устали восхищались широкими проспектами, чистыми асфальтированными дорогами и тротуарами, справа от которых журчали арычки с хрустально-прозрачной горной водой.