Страна терпимости (СССР, 1980–1986 годы)

Ксения молчала, не переча, хотя душа противилась. Ведь она давно стала выше подобных примитивных людей: попить, пожрать. Мелкие воришки. У кого крали? У государства? Так оно богатое. Держава! Сама Америка ее боится. Крали… душу свою человеческую… Вот что страшно. Опять насилие, опять встреча с неприятными ей людьми. Перетерпим, не впервой.

… Явился он вечером, пьяный вусмерть, еле через порог переступил. Она кое-как повела его в ванную, сунула голову под кран с холодной водой. Он упал в ванну, она вытащила его, раздела. Потом заставила выпить две таблетки сильного снотворного. Он обиженно бормотал:

– С Аниской не договорил, Фархад не захотел ехать в баню, наврал, что выпил… А Сашка со Светкой не открыли, сосед меня затащил к себе, надрались с ним. А я где? Дома, что ли? Как же я добрался? Вот черт, ничего не помню. Все обидели, суки…

Она уложила его в постель, вскоре он захрапел. Ксения поднялась к соседке, фронтовичке Людмиле Ивановне, они изредка общались, она покупала ей сигареты, когда еще работала в Совмине. Заняла у нее немного денег, пошла в магазин, купила «Семиреченского», в народе именуемого «слезами Мичурина». Села на кухне, выпила с расстройства стакан вина, немного поела. Тоже выпила таблетку снотворного, чтобы вырубиться. Вдруг появился Ренат в трусах и тельняшке. Сел за стол. Она, уже захмелев слегка и подобрев, налила ему вина, положила в тарелку манты.

– Похмелись и поешь. Такой жене ноги надо целовать, – ни с того ни с сего ляпнула она.

– Как бы тебе не пришлось ноги мне целовать, – ответил Ренат, выпил вино, поел.

Ее потянуло в сон, сходила в туалет, из кухни вышел муж, они встретились в коридоре.

– Во мне сила, – зачем-то сказал он.

– Кто бы сомневался, – она пошла в спальню, легла и вырубилась.

Проснулась от того, что ее будил сын. Оказывается, у бабушки ему стало скучно, и он приехал домой, благо время было еще не позднее.

– Мама, вставай, отец повесился.

Она поднялась, заторможенная снотворным, пошла за сыном. Дверь в ванную была открыта. Ренат сидел под трубами сушилки. Она вышла, сын поддерживал ее под локоть:

– Мам, он меня звал в ванную, смотрел как-то странно, я не пошел. Может, он меня задушить хотел? Мам, что делать?

– Звони в «Скорую», к Фархаду, – Ксения еле шевелила языком, так на нее подействовало снотворное после спиртного, и тут она сползла по стенке прямо в коридоре.

…Очнулась, когда мужа выносили на носилках в тельняшке и коричневых брюках, в которых он ходил на работу.

У тельняшки была своя история. Зять Фархада Александр Сергеевич, но не Пушкин, обычный старлей, воевал два года в Афгане. Когда вернулся, накупил добра на честно заработанные честным убийством себе подобных чеки: японский магнитофон, немецкий сервиз, тряпки жене и всякую всячину, типа туалетной бумаги. Тогда все было дефицитом.

Через пару месяцев после приезда, это было почти год назад зимой, пришли они с женой Мариной, племянницей Рената, старшей дочерью Фархада, к ним в гости, и старлей подарил родственнику тельняшку, слава Богу, не обагренную кровью, а новую, ему вручили по дембелю. Оказалась, что у Рената с детства была мечта иметь тельняшку, но не случилось. «Геройская одежда, – сказал тогда Ренат. – Хочу умереть в тельняшке», – он уже был сильно выпивши. Ксения досадливо оборвала его: «Не болтай глупости! Тоже мне, герой нашелся!» Саша после Афгана стал пить, и они тогда пили, а он рассказывал про войну, бил себя в грудь и говорил со слезами: – Не могу забыть! Все перед глазами стоит, весь ужас, в груди будто огонь горит, и водка не спасает…

Они слушали, затаив дыхание. Ренат сразу надел тельняшку и почти не снимал, только для стирки, в ней он и умер. И Саша, и его жена тоже умерли рано в Хабаровске, куда его послали служить после Афгана. Хрупкая душа Александра не Пушкина не выдержала в настоящем, что он пережил в прошлом. Они оба спились, и умерли один за другим.

… А Саша рассказывал страшное. Это была не война, это было уничтожение населения чужой страны, причем, самыми варварскими способами. Господи, ну, почему ты не доделал нас? Почему оставил варварами на прекрасной цветущей земле, которую мы уничтожаем? Пилим лес, загаживаем реки, озера, моря, океаны? Истощаем плоть земли, нашей матушки, нашей кор-милицы и поилицы.

…Пытали пойманных душманов, или духов, паяльными лампами, хуже фашистов, засовывая их в анальное отверстие, отрубали руки, ноги, головы… Среди военнослужащих процветал алкоголизм, почти все поголовно курили афганскую травку. Пьяные, обдолбанные, насиловали мирных жителей, женщин и девочек, убивали стариков и старух, сжигали целые селения, сходя с ума от крови и вседозволенности. Их послала советская власть, их призвали убивать, значит, они должны убивать. А мирное население? Пусть не помогают духам, не убивают из засады советских солдат, ведь они же защищают их демократию!