Страна терпимости (СССР, 1980–1986 годы)

Позже она написала стихотворение памяти мужа:

* * *

Благодарю судьбу за то,
Что после танцев в шумном зале
Ты мне сказал, подав пальто,
«люблю» зелеными глазами.

35

Она вышла на работу, как в воду опущенная. Ей собрали деньги, несмотря, что новенькая, оказали материальную помощь. Все-таки человечные у нас люди. К концу недели пронесся слух, что из русской редакции уволили Веру Галошину, которая, пользуясь расположением завредакцией, плевала на работу, на дисциплину, приходила и уходила, когда вздумается, отговариваясь, что работает с авторами дома. В рабочее время больше слонялась по коридорам с сигаретой в зубах с очередным автором. Кто-то похлопотал за нее при устройстве на работу, и директор терпел с полгода, но терпение лопнуло, и он ее уволил. В тот же день Мусаев вызвал к себе Ксению.

– Ксения Анатольевна, мой друг порекомендовал вас как талантливого редактора, и он был прав. Теперь вас в таком же качестве рекомендует заведующая переводной редакцией Фарида Тулегеновна. Мы решили перевести вас на должность редактора поэзии в русскую редакцию. Галошину я уволил, как не справляющуюся со своими обязанностями. Завредакцией Заборников введет вас в курс дел. Пишите заявление о переводе.

– Но у меня нет филологического образования, авторы мо-гут не принять меня в качестве редактора.

– А это уж не ваша забота, с ними я сам разберусь. Они к нам идут, а не мы. Филологов пруд пруди, а талантливых редакторов раз, два и обчелся. Первым делом просмотрите рукописи, которые стоят в темплане на следующий год. Если не представлены и не отрецензированы, как положено, доложите мне, будем ставить готовые, еще время есть. У меня все.

– Спасибо, я постараюсь оправдать ваше доверие.

В редакции появилась Галошина, когда Ксения уже заняла ее стол. Они не были знакомы, и она к ней не подошла. Покрутилась возле Заборникова, пошепталась с ним и вышла. Ксения, дурочка, вышла за ней и окликнула ее.

– Вера, не думай, пожалуйста, что я перешла тебе дорогу, исподтишка влезла на твое место. Директор мне сам предложил.

Галошина глянула на нее, как на чокнутую, чиркнула зажигалкой, закурила:

– Была охота о тебе думать, а ты не суетись, все типтоп. Я сама хотела уйти, ждала подходящего случая. Ну, чао!

Ксения постояла, как оплеванная, и пошла на свое место: «Какое противное слово «не суетись». Потом она узнала, что Галошина была еще та шалава, одинокая бабенка с сыном, привечала в своей квартире, в основном, провинцев. Они ее за «крышу» поили, кормили и ублажали. Галошина почти сразу оказалась в редакции «Простора» в качестве редактора. Мало того, прошло немного времени, и она охмурила несгибаемого Федорова. Довыбирался, а женился на шлюхе.

На душе почему-то было мерзко. Когда начала разбирать рукописи, оказалось, что там и конь не валялся. Например, книга Шашкиной стояла в плане, а в папке была рукопись стихов из первого сборника. Такие обманки назывались «рыбой». Дальше – больше. Стояла в плане и книга Светланы Потехиной, учительницы русского языка и литературы. Ксения добросовестно прочитала дневниковые стишки пожилой женщины, уже в климаксе, но мечтающей о любви. Зато была добротная уже готовая рукопись стихов рабочего поэта из Темиртау Виктора Федотова. Она, долго не раздумывая, не докладывая Заборникову, он был с Галошиной заодно, пошла к Мусаеву, рассказала ему, как обстояли дела с рукописями стихов. Он был возмущен.

– Правильно сделал, что уволил эту разгильдяйку, – вдруг вспомнил он хорошее русское слово. – Развела блатных! Все неготовые выкинуть из плана, готовые поставить. Список принесите лично мне.

Она вышла от него удовлетворенная тем, что он посчитался с ее мнением, а ведь она без году неделя работала. Придумала название для книжки Федотова «Осенние снегопады» и стала редактировать стихи. Работа шла легко, будто она всю жизнь ею занималась. Потом просмотрела еще несколько плановых книжек, сделала редакторскую правку карандашом. Стала вызывать авторов для работы над их рукописями. Она говорила:

– Я сделала правку карандашом. Если не согласен, можешь просто стереть. Через пару дней верни, пожалуйста, буду сдавать в производство.

Почему-то авторы смотрели на нее с недоумением и растерянностью. Она не выдержала: – Что-то не так?

– Как-то слишком быстро. Вот Вера любила у нее дома с вином…

– Понятно. У меня другие методы. Что-то не устраивает, говорите.

– Нет, спасибо, все устраивает.

На рукописи Потехиной, Ровской и еще нескольких авторов она написала отрицательные редзаки, редакторские заключения. Слухи об этом быстро распространились не только в редакции, но и во всем издательстве, а также за его стенами. Посыпались жалобы директору на некомпетентность нового редактора. В один из дней заявилась целая процессия во главе с Томской и отправилась прямиком к Мусаеву. С чем они явились, она узнала от самого директора. Она зашла по его вызову, не ожидая ничего хорошего.