Страна терпимости (СССР, 1980–1986 годы)

– Ну, Ксения Анатольевна, собратья или сосестры ваши как с цепи сорвались: и образования у вас нет филологического, и фамилия нерусская, и не член СП и вообще непонятно, откуда взялась. А дочь Потехиной, оказывается, в Москве в какой-то редакции работает. Так вот она оттуда звонила, жаловалась на какую-то Кабирову, которая совершенно не разобралась в тонкой лирике ее матери. Вот до нее была замечательный редактор Галошина, она была высокого мнения о стихах. Просили меры принять.

– И что вы решили?

– По-человечески я бы послал подальше эту Томскую вместе с ее выводком. Много на себя берет бывшая зечка, – Мусаев был с ней откровенен, вероятно, она вызывала у него доверие. – Сказал по-русски, чтобы не лезла со своим уставом в чужой монастырь. Так что, работайте, уважаемая Ксения, не обращайте внимания на интриги. Этого не избежать, творческие же личности кругом, не могут без дрязг.

Кстати, освоившись немного в редакции, Ксения пришла к выводу, что редакторы не ахти какие компетентные. Одна вообще никакая редактор, просто толстая, не шибко грамотная татарка, больше распивающая чаи, а еще поучающая ее, Ксению. Шкловская тоже так себе редакторша, ей доверяли редактировать или матерых авторов, типа Щеглова, у которых править было нечего, или мелких посредственностей, которых она не могла ухудшить или улучшить.

Младшим редактором была Тая Мурашкина, блестящий переводчик и талантливая поэтесса. По характеру была замкнутой, едкой на язык, ни с кем не общалась. Она была красивой: синие глаза и темные волосы. Была настоящей, не распущенной, одним словом, не богемой. Но вот однажды она удивила Ксению да, похоже, и всех. Зашла в их комнату, она сидела в другой, и пригласила желающих на гитарный концерт ее друга и соседа по местожительству Норлана Сеитова, который состоится в столовой к концу обеденного перерыва.

Все, конечно, пошли. Такое развлечение в скучных буднях! Концерт был потрясающий. Гитарист не только играл на гитаре, но и пел. Уже слегка седоватый, высокий, стройный, внешность европейская, благородная. Ксении музыкант очень понравился. Но она не посмела даже спросить о нем у Таи, полагая, что Норлан ей не только друг. «Любовь умерла» – поселилось в мозгу.

Да, уж болото в издательстве было погрязнее совминовского. Впервые в жизни Ксения узнала о цензуре и сексотах. И то, и другое было в издательстве. Гл. редактором был казах, который занимался казахской литературой, с ним Ксения не сталкивалась по работе, а замом был Егоров Иван Алексеевич, мелкий человечек, как у Чехова, но с амбициями. Маленького роста, он носил туфли на каблуках и был сексотом КГБ, как ее предупредила Каролина, ее наставница.

Этот пигмей дважды подставил ее с авторами, заставив ее сделать правку, якобы из цензурных соображений. Она, дура наивная, купилась на явную подставу. Был грандиозный скандал с одной поэтессой Тамарой Фишкиной, которая после правки в верстке, чего Ксения как редактор не имела права делать без ведома автора, но Егоров вынудил ее, запугав цензурой. Фишкина, набрав в сетку кучу своих изданных книжек и заручившись поддержкой известного писателя Михаила Зверева, у которого она была в секретаршах и носила за ним портфель, когда он, уже под 90 лет, приходил в издательство в редакцию, где издавалась его очередная книжка, или за гонораром, поперлась в Министерство печати с жалобой на выскочку, кто она и кто эта… Кабирова. Ей обломилось. Второй случай был не в пользу сексота. В их редакции выходила публицистика Олжаса С. Она не была редактором, но ей досталась верстка. Опять же из соображений цензуры Егоров стал вынуждать ее убрать самые, на его взгляд, антисоветские высказывания.

Она взбунтовалась, Олжас был известным поэтом, он имел право высказывать свои мысли. Ксения набралась смелости и позвонила ему, первому секретарю СП Казахстана. Сообщила о том, что ей предлагали. Олжас сказал ей спасибо и не беспокойся. Она не пошла на поводу у Егорова и впредь решила поступать по совести. Атмосфера в издательстве была свободная, некоторые, как и она, были помимо занимаемой должности людьми творческими. Завредакцией Иван Заборников был прозаиком. Дисциплины как таковой не было, посещаемость была по желанию, часто работали с авторами дома.

Была и художественная редакция, в ней сидели штатные художники. Но брали и со стороны. Брала книжки на оформление поэтесса Оксана Ж. Она почему-то пользовалась симпатией у Ивана. Странная была художница, одевалась как рыночная торгашка, аляписто и безвкусно: желтая юбка, розовая кофточка. Книжки оформляла стереотипно и бездарно, то кони скачут, то цветочки, то деревья, совсем не по содержанию. И вообще, оформлялись книги бездарно, безвкусно. Халтуры хватало, рецензии тоже писали кое-как, иногда заказные, положительные или отрицательные. В общем, кухня изнутри была довольнотаки неприглядная.