Страна терпимости (СССР, 1980–1986 годы)

Художники в открытую пили, в их редакции выпивка не приветствовалась, но праздники отмечали. Авторы-провинцы частенько приносили шампанское, коньяк, конфеты. Бывало, и распивали тут же. Потехина, как оказалось, в каждый приход угощала сотрудниц дорогими московскими конфетами. Из благодарности и втащили ее жалкую рукопись в план. Ксения быстро поняла, что не боги горшки обжигают, а самые обычные люди, зачастую необразованные, хотя некоторые с высшим образованием: филфак или журфак.

36

А ведь Поэзия – ремесло тонкое, и она старалась обращаться с рукописями бережно и авторов жалеть, ибо судила по себе. А ведь ее не жалели. Когда выходила вторая книжка, кто только не лез в нее своими лапами, только что уборщица не редактировала. За каждое слово цеплялись, все искали крамолу, уж слишком откровенна она была в стихах: Душу сжигаю в словах откровенных. Вот что потом происходит со мной: кровь не пульсирует, мертвые вены, и пустота наплывает стеной. Ее не понимали, ей завидовали, ее по-прежнему игнорировали сестры по перу. А уж цензорша поизголялась над ней вволю! А такая красивая статная женщина в цветастом шелковом платье. Изо всех сил пыталась вытравить крамолу, которой вообще-то и не было, так искорки…

– Из вас бунтарка так и прет! Ни одного гражданского стиха. Сдались вам эти чаадаевы, грибоедовы, цветаевы, высоцкие…

… Шла верстка книги Ивана Щеглова «Должностные лица», чудом прошедшая все препоны и преграды. Редактором была еврейка Шкловская. Иван был ярым шовинистом. Со слезами на глазах Ленка стала просить матерого писателя исправить название микрорайона Биробиджан на другое, обидевшись за свою нацию. Иван не стал с ней спорить и заменил. Дура натуральная. Ну, кто он? Величина. А она? Мышь белая. На следующий день Ленка на работу не вышла, заболела. Так ей и надо! Егоров поручил Ксении отвезти последние книжки верстки на подпись Щеглову. Ксения созвонилась с ним, и поехала к нему домой. Оказалось, что жена Щеглова в больнице, и он, бесприютный, один. Ксения, по его просьбе, пожарила ему глазунью. Избалованный мужчина. Она уходила, а он сказал ей на прощанье: – Стихи у вас настоящие. Но почему такие трагические? Ксения ответила: – Жизнь такая.

Щеглов никогда не приходил в редакцию с пустыми руками, приносил то конфеты, то торт. Щедрый был автор. Когда многострадальная книга, наконец, вышла, он подарил в редакцию самовар и чайный сервиз, конфеты и торт. Лучше яду бы Ленке в чай добавил.

37

После смерти Рената Ксения запила, стала неумеренно курить, иногда полпачки за вечер высаживала. Ее мучила бессонница, ей всюду мерещился муж в тельняшке. Могла уснуть, когда вырубалась от спиртного. Частенько она допоздна засиживалась у Пташкиной, там всегда были люди, всегда было спиртное. Правда пили, в основном, вино. Мать на время запоев переехала в ее квартиру, занималась сыном, пыталась остановить Ксению, но дочь ее не слушалась. Хорошо хоть на работу исправно ходила.

Два месяца после смерти мужа пролетели в пьянках и пус-тых разговорах у Линки. Близился Новый год. Она не могла встречать его дома. Они с матерью приготовили праздничный ужин, Ксения разложила половину еды по баночкам, купила шампанского и поехала к Линке. Пташкина встретила ее пьянехонька, уже вовсю провожала старый год. Они были вдвоем с Ольгой. Увидев расстроенную физиономию Ксении, она сказала:

– Не обижайся, лучше догоняй, а то скучно будет.

Что оставалось делать, домой ходу не было. Скучать ей в тот Новый год не пришлось. Телефонные звонки не прекращались, ближе к 12 подъехали Наташа и Юра Пискуновы, супруги. Выпили шампанское, а ночью собрались и покатили на моторе в гости к супругам, у которых был большой дом и добротная баня, построенная хозяином с «золотыми руками». Он был простым работягой и смотрелся инородно среди богемной публики.

Дом был полон народу, какие-то бывшие жены, бывшие мужья уединялись с настоящими. Все пили, курили, ходили в баню париться без различия пола. В таком бардаке Ксении еще не приходилось бывать. Она села за стол и стала потихоньку напиваться. Она почти никого не знала из присутствующих, было скучновато, стала неприкаянно бродить по комнатам, их оказалось много, и везде заставала парочки. Она ретировалась и брела дальше. Пить и курить устала, прикорнуть где-то не решилась, стала смотреть, что делает народ.