Страницы Миллбурнского клуба, 2

Когда я вышел из комсомольского возраста, мне предложили вступить в партию. Я был уже кандидатом наук, но еще младшим научным сотрудником. Секретарь парткома намекнул, что это может помочь карьере, хотя его меньше всего волновало желание мне помочь. Просто из райкома последовало указание увеличить число партийных научных сотрудников, так как сложилась ненормальная ситуация – в академическом институте большинство членов партийной организации составляют рабочие экспериментальной мастерской.

Что делать? Отказаться? Заподозрят в несогласии с политикой партии и правительства. А стать старшим научным сотрудником очень хочется. Принять предложение? Значит, согласиться с политикой партии и правительства. Не буду врать, я к тому времени еще не был противником системы, но в ответ на мой лепет, что система правильная, но люди дерьмовые, мои гораздо более проницательные друзья называли меня идиотом. Задним числом могу только признать их правоту.

За советом я пришел к мужу моей двоюродной сестры. Он с первого курса технического вуза ушел в артиллерийское училище, прошел войну, даже сподобился быть комендантом какого-то маленького немецкого городка. После победы не вернулся в технический вуз, а поступил в Ленинградский университет на исторический факультет. Говорит, захотелось разобраться, как живет человечество и почему возникают войны. После окончания университета возникла сильная обида. Молодых ребят, не нюхавших пороха, оставили в аспирантуре, а ему, с красным дипломом, члену партии сказали, что он уже вполне самостоятельный, сложившийся специалист, его не надо учить в аспирантуре, и отправили к черту на кулички – в Кемеровский педагогический институт.

Но знай нашего брата! Он стал и доктором наук, и профессором, и известным ученым в области истории культуры. Его основные труды – по советской культуре с 1917 по 1927 год. Этот период был выбран потому, что он, с одной стороны, насыщен интереснейшим материалом, с другой стороны, врать, конечно, надо, но не сильно.

Итак, я пришел к нему за советом.

– Знаешь, что я тебе скажу. Я бы на твоем месте этого не делал. Может, и получишь сиюминутную выгоду, которая единственная причина для этого шага, но стоит ли овчинка выделки? Думай сам.

Я подумал и не вступил. Огромная благодарность и низкий поклон тому, кто удержал меня от соблазна стать партийным.

Блядские сапоги

Когда нашим сыновьям-двойняшкам исполнилось по три года, мы их оформили в детский садик. С первого дня они начали активно осваивать великий и могучий. В домашних условиях их язык был не таким великим и не таким могучим. После первого дня в садике, подчеркиваю, после первого, веду мальчишек, держа за руки, домой, и Миша вдруг меня спрашивает:

– Папа, я еще долго буду носить эти блядские сапоги?

От неожиданности я проглотил язык, но что-то надо было отвечать, и пришлось вернуть язык на место.

– Сынок, сапоги, конечно, не очень. Они тебе достались от Ани (это их старшая сестра). Мы обязательно купим тебе новые сапоги.

Миша успокоился, а я нет. И на следующий день, приведя мальчишек в садик, рассказал воспитательнице эту историю, повторив много раз, что у меня нет никаких претензий и жалоб, а просто интересно, откуда появился этот новояз в еще непорочном детском лексиконе. Воспитательница Ася Григорьевна, хоть и старая дева, но очень добрая и умная, посмеялась и догадалась, откуда. Нянечка, которая раздевала детей после прогулки, долго не могла стянуть с Миши сапоги. Они были без молнии и с узким голенищем. Вот она и определила их коротко и самым исчерпывающим образом.

Хороший папа

Однажды наша дочь вдруг обращается к маме:

– Мама, можно, мы своего папу одолжим Асе Григорьевне?

Оказывается, в садике дети (шестилетние!) поинтересовались, почему у Аси Григорьевны нет своих детей. И та очень просто объяснила. Она стала спрашивать. – У тебя, Аня, хороший папа?

– Хороший.

– А у тебя, Таня?

– Хороший.

Спросив еще нескольких детей и получив те же ответы, Ася Григорьевна сказала:

– Вот видите, вы всех хороших пап разобрали, и мне не досталось.

Волейбол

Лет в одиннадцать – двенадцать наших мальчишек заприметил тренер по волейболу из детской спортивной школы и пригласил на тренировку. Владимир Дорофеевич оказался не только умелым тренером, но и хорошим педагогом. Ребята увлеклись и впоследствии стали неплохими волейболистами. Вряд ли я стал бы об этом писать, если бы не один случай.

Встречает меня однажды Владимир Дорофеевич и с хитрой такой улыбкой говорит:

– Юрий Наумыч, надо бы обратить внимание на воспитание сыновей.

– А что такое случилось, Владимир Дорофеич?