Странная история доктора Джекила и мистера Хайда

But Poole was positive nothing had come except by post; "and only circulars by that," he added.	Но Пул решительно объявил, что в этот день письма приносил только почтальон, да и то лишь одни печатные объявления.
This news sent off the visitor with his fears renewed.	Этот разговор пробудил у нотариуса все прежние страхи.
Plainly the letter had come by the laboratory door; possibly, indeed, it had been written in the cabinet; and if that were so, it must be differently judged, and handled with the more caution.	Письмо, несомненно, попало к доктору через дверь лаборатории, возможно даже, что оно было написано в кабинете, а это придавало ему совсем иную окраску, и воспользоваться им можно было лишь с большой осторожностью.
The newsboys, as he went, were crying themselves hoarse along the footways:	Вокруг на тротуарах охрипшие мальчишки-газетчики вопили:
"Special edition.	"Специальный выпуск!
Shocking murder of an M.P."	Ужасное убийство члена парламента!"
That was the funeral oration of one friend and client; and he could not help a certain apprehension lest the good name of another should be sucked down in the eddy of the scandal.	Таково было надгробное напутствие его старому другу и клиенту, а если его опасения окажутся верны, то доброе имя еще одного его друга могло безвозвратно погибнуть в водовороте возмутительнейшего скандала.
It was, at least, a ticklish decision that he had to make; and self-reliant as he was by habit, he began to cherish a longing for advice.	При всех обстоятельствах ему предстояло принять весьма щекотливое решение, и хотя мистер Аттерсон привык всегда полагаться на себя, он вдруг почувствовал, что был бы рад с кем-нибудь посоветоваться.
It was not to be had directly; but perhaps, he thought, it might be fished for.	Конечно, прямо попросить совета было невозможно, но, может быть, решил он, его удастся получить косвенным образом.
Presently after, he sat on one side of his own hearth, with Mr. Guest, his head clerk, upon the other, and midway between, at a nicely calculated distance from the fire, a bottle of a particular old wine that had long dwelt unsunned in the foundations of his house.	Вскоре нотариус уже сидел у собственного камина, напротив него расположился мистер Гест, его старший клерк, а между ними в надлежащем расстоянии от огня стояла бутылка заветного старого вина, которая очень давно пребывала в сумраке погреба мистера Аттерсона, вдали от солнечного света.
The fog still slept on the wing above the drowned city, where the lamps glimmered like carbuncles; and through the muffle and smother of these fallen clouds, the procession of the town's life was still rolling in through the great arteries with a sound as of a mighty wind.	Туман по-прежнему дремал, распластавшись над утонувшим городом, где карбункулами рдели фонари и в глухой пелене по могучим артериям улиц ревом ветра разливался шум непрекращающейся жизни Лондона.
But the room was gay with firelight.	Но комната, освещенная отблесками пламени, была очень уютной.
In the bottle the acids were long ago resolved; the imperial dye had softened with time, as the colour grows richer in stained windows; and the glow of hot autumn afternoons on hillside vineyards, was ready to be set free and to disperse the fogs of London.	Кислоты в бутылке давным-давно распались, тона императорского пурпура умягчились со временем, словно краски старинного витража, и жар тех знойных осенних дней, когда в виноградниках предгорий собирают урожай, готов был заструиться по жилам, разгоняя лондонские туманы.