Как можно аккуратнее переставляя ноги, инспектор поднялся по лестнице на второй этаж. Одна из дверей была неплотно прикрыта; просунув туда голову, он увидел нечто вроде рабочего кабинета, заваленного книгами. Книги частью стояли на стеллажах, частью лежали в коробках на полу. Повинуясь смутному импульсу любопытства, Каннингем протиснулся в комнату. По крайней мере в одном Роу не соврал – значительная часть литературы относилась к психоанализу, так что его поездка сюда не выглядела неправдоподобной. Впрочем, в раскрытом томе Фройда, лежавшем на письменном столе, красовалась – на чистом английском языке – помета: «Претенциозное шарлатанство».
Каннингем машинально провёл рукой по корешкам одного из стеллажей и отдёрнул руку. Пальцы натолкнулись на гладкую масляную краску. Стеллаж был нарисован.
Он пригляделся к названиям. Большинство были ему незнакомы, но он точно знал, что у Чарльза Дарвина нет книги под названием «Эволюция садовых скамеек».
– Опять чертовщина, – буркнул он вслух и осмотрел другие шкафы. Эти были настоящими, занятыми всё той же литературой по психоанализу, какими-то романами современных авторов и некоторым количеством книг по истории Англии. Сообразив, в чём дело, инспектор вернулся к нарисованному стеллажу и решительно постучал по нему.
Как он и ожидал, после достаточно усердного стука за обманным стеллажом что-то зашуршало. Поддельные ряды книг моментально обернулись дверью, которая откинулась на петлях. Из-за неё показался заспанный щуплый человечек в пижаме. Он был без ружья, но действительно с бородой – и ещё какой! Тёмно-русая, лопатой, совершенно не соответствовавшая его росту и телосложению, она навевала мысль о карикатурах на русских террористов. Каннингем не помнил, видел ли он хоть раз в жизни такую бороду у живого англичанина.
Обладатель бороды между тем нисколько не удивился присутствию незнакомого человека в своём доме и, зевая, произнёс:
– Ну что вы, право… Вы здесь новый? Я же всегда сплю в это время, как раз после обеда.
– Я имею честь беседовать с мистером Стрейчи? – Каннингем решил принять официальный тон за неимением лучшего.
– Имеете, – подтвердил босой Стрейчи, который, похоже, на этот раз проснулся окончательно и увидел, что гость не похож на ту категорию людей, которая обычно заскакивает к нему на огонёк. – А кто вы, собственно, такой?
– Детектив-инспектор Скотланд-Ярда Морис Каннингем, к вашим услугам.
– Господи! – тёмные глаза критика на узком чахоточном личике сделались как блюдца. – Вам не кажется, что это слишком большая честь? Мы не делаем здесь ничего такого, что могло бы заинтересовать Скотланд-Ярд. Ну, разве что сельского констебля…
– Речь не о вас, – терпеливо пояснил инспектор. Парень был невротиком, это было заметно с первого взгляда, и, наверное, наркоманом, но, работая поблизости от Сохо, Каннингем и не такого насмотрелся. Грешки артистической среды его и правда не интересовали. – Я хотел поговорить с вами о человеке по имени Стивен Роу.
Стрейчи захлопал глазами.
– Я с ним знаком? Виноват, не помню: у меня много разных знакомых. А почему вы спрашиваете?
Каннингем поставил портфель на стул, извлёк из него фотографию Роу и дал посмотреть хозяину дома. Тот отреагировал мгновенно.
– А, приятель моего брата? Был у нас один раз на прошлое Рождество. Вряд ли я смогу много про него рассказать, я его с тех пор не видел. К тому же мы с тех пор переехали. Может быть, спустимся в гостиную? Вряд ли вам удобно беседовать стоя.
Он оглянулся на поддельный стеллаж.
– Как вам моя дверь? Весело, правда? Названия книг можно менять, если хочется – просто пририсовать новые.
Провожая Каннингема вниз по лестнице, он небрежным тоном пояснял:
– Видите ли, мои друзья умотали на романтическую прогулку по окрестностям, а я в это время дня вовсе не расположен к такому спорту. Мне просто обязательно надо поспать после обеда, иначе пищеварение расстраивается. Простите, что некому было вас принять.
Меньше всего сейчас на свете Каннингему хотелось слышать о романтических пеших прогулках. Дивану в гостиной он обрадовался, как рыцарь Круглого стола – святому Граалю. Ему с трудом удалось сдержать гримасу облегчения, когда он опустился на сиденье и перенёс хотя бы часть непосильного веса с ног на пружины дивана.
Стрейчи устроился в кресле напротив, забравшись туда с ногами, как мартышка. Пижама была велика ему, сползая с истощённого плеча. Худыми нервными пальцами он перебирал бороду.
– А что натворил этот Роу? Что-нибудь серьёзное?
– Я не могу разглашать эти сведения, – как можно суше ответил инспектор. – Вы можете ответить, в какие дни он у вас был?
– Точно сказать не могу, ведь на Рождество у меня было столько народу. Я же не записываю визиты в какой-нибудь там бархатный альбом. Люди приходят и уходят, когда им вздумается.
– А чем он здесь занимался? – спросил Каннингем без особой надежды узнать что-то ценное. Стрейчи пожал плечами.
– Делал выписки из перевода Фройда, который прислал Джеймс. Что-то по работе. Мне не особенно интересна эта ахинея.