Странная музыка

Развернувшись, Эрнах успел вскинуть правое предплечье как раз вовремя, чтобы заблокировать направленный вниз удар клинка, которым владел человек, пробравшийся сквозь снующую толпу, пока не оказался прямо позади охотника. Откровение Флинкса сбило его время ровно настолько, чтобы Эрнах успел собраться для защиты. Возбужденные свистки и музыкальные крики лая наполнили воздух, когда толпа расступилась, давая бойцам место. В последовавшем хаосе, когда два антагониста сцепились и боролись за преимущество, Вигл подобрал монеты со стола, схватил Флинкса за руку и начал уводить его. Его голова начала проясняться от воздействия моллюсков, и Флинксу пришло в голову, что, хотя он не нарушил никаких директив Содружества в стремлении «развлечь» толпу, он мог переступить некоторые личные. В одном он был совершенно уверен: если бы они присутствовали, Бран Це-Мэллори и Трузензузекс не одобрили бы это.

Расстроенный собой, позволивший своему разуму и желудку объединиться, чтобы предать его, он хотел вернуться, чтобы все исправить. Вигль не хотел ничего из этого.

«Предоставь им дивиться твоему проницательности, мой друг, и сочинять песни, которыми развлекать тех, кто отсутствует. Оставьте их наслаждаться битвой без нас, чтобы пролитая кровь не запятнала ни нашу одежду, ни нашу репутацию. Оставь их, чтобы мы могли поспать, а завтра, быть может, и догнать того, кого ты ищешь, если повезет. Или не повезло, — заключил он на нехарактерно диссонирующей ноте.

Крепче сжимая трость, Флинкс так сильно ударила ее нижним концом о деревянный пол, что Пип наконец отреагировала, высунув голову из верха и зашипев на него. Наказанный таким образом, он попытался выровнять шаг, если не ради себя, то ради нее. Признавая мудрость слов Вигла (и зачем нанимать проводника, если не приобщиться к его мудрости?), Флинкс все же хотел вернуться и попытаться остановить бой. Его разоблачение положило начало этому, и он чувствовал ответственность положить этому конец. Понимая, что это может повлечь риск для его собственной жизни, он рационализировал свое невмешательство, сказав себе, что он не имеет права подвергать опасности жизнь Вигла.

Кроме того, на карту здесь было поставлено гораздо больше, чем то, зарежет ли один неприятный местный житель другого. Просто разоблачив эмоции нескольких туземцев в его окрестностях, он инициировал социальные потрясения, которые в противном случае остались бы безмолвными.

Когда же я научусь держать свой нос подальше от дел других, будь то люди или инопланетяне? — спросил он себя. Ответственный проводник, которым был Вигль, Флинкс позволил ларианцу увести его подальше от места местного и, возможно, фатального спора.

—

Ибатог тоже попрощался со столкновением с его лязгающими мечами и сверкающими ножами. Именно его интерес к оружию другого рода стал причиной его тихого отъезда.

Словно бабочка, садящаяся на своих птенцов, обычный густой туман окутал город, проникая своей проникающей влагой в каждую щель и угол. Как и все его родственники, Ибатог приветствовал его прибытие. Ларианцы могут переносить любую степень сырости, но их мех свернется, а кожа потрескается, если они очень долго будут подвергаться воздействию любой степени влажности ниже семидесяти процентов или продолжительному периоду яркого солнечного света.

Поэтому, несмотря на их способность хорошо видеть ночью, у него было достаточно укрытий, чтобы добраться до конюшни незамеченным другими сородичами. Пока в настоящее время

его населяли самые разные домашние животные, брундов было всего два: те, что принадлежали странной паре посетителей. Несомненно, хозяин конюшни заверил бы путешественников, что она будет внимательно следить за их лошадьми и товарами. Как и надеялся Ибатог, она крепко спала в своем углу бизнеса.

Легко избегая простых, немеханизированных предупреждающих устройств, Ибатог проскользнул внутрь конюшни и углубился в загон. Трое мафьеров отбежали в сторону, когда он прошагал мимо них, их широкие перепончатые лапы мягко шлепали по твердому камню. Тяжеловесные и низкорослые мафьеры давали мясо, которое было превосходно съедобно, жесткий мех был достаточно крепким, чтобы вплетаться в гибкую броню, а выделения из желез на их спинах были достаточно густыми и липкими, чтобы превращаться в полезный клей.

Ибатог нетерпеливо протиснулся мимо них. Он не был ни угонщиком, ни вором, хотя и не прочь угоститься чем-нибудь особенным, если представится случай сделать это. В данный момент он разрывался между верностью своему Литлежу и собственными интересами. Будет ли он в конечном итоге служить первому или второму, зависело от того, что он нашел.