Странник

В дальнейшем, анализируя каждое новое произведение Вельтмана, исследователи непременно возвращались к его первому роману. В. Г. Белинский писал в «Литературных мечтаниях»: ««Странник», за исключением излишних претензий, отличается остроумием, которое составляет преобладающий элемент таланта г. Вельтмана. Впрочем, он возвышается у него и до высокого: «Искендер»[865] есть один из драгоценнейших алмазов нашей литературы»[866]. И впоследствии, не раз упомииая о романе, критик назвал его «калейдоскопическою и отрывочною смесью в стихах и прозе, не лишенною однако же оригинальности <...>»[867], отмечал, что в ««Страннике» выразился весь характер его таланта, причудливый, своенравный, который то взгрустнет, то рассмеется, у которого грусть похожа на смех, смех на грусть, который отличается удивительной способностью соединять между собой самые несоединимые идеи, сближать самые разнородные образы»[868].

В 1836 г. в «Московском наблюдателе» появилась обзорная статья М. Лихонина «Вельтман и его сочинения». Критик высказал свое мнение о романе: «Конечно, его «Странник» — очень милое произведение, в котором видно много юморизма, блестков ума, игривости и необыкновенной легкости переходить от впечатления к впечатлению; но это, так сказать, разбитое зеркало поэтической души его: это отдельные картинки, лирические отрывки будущего эпика, который прелюдировал своим «Эскандером»; и тут уже было видно, что это молодой орел, который расправляет свои крылья <...>»[869].

Новое издание романа в 1840 г. было отмечено «Отечественными записками» (No 5), не выразившими энтузиазма по поводу встречи со старым добрым собеседником, чьи остроты потеряли для журнала прелесть новизны. Но любители чтения продолжали с увлечением знакомиться со знаменитым произведением[870]. И во всей литературной критике XIX в. «Странник» упоминался как одно из лучших произведений Вельтмана, несмотря на приписываемые ему представителями различных направлений недостатки. «Молва» писала:

«Дарование г. Вельтмана давно не подлежит сомнению. В трех частях изданного им «Странника» оно обнаружилось, конечно, не в совсем выгодном для критики свете, с бесчисленным множеством недостатков: но сии недостатки таковы, что их должно приписать не скудости воображения и чувства, из коих образуется талант, а излишеству, которое, в первом брожении, не умеет покоряться строгой, правильной дисциплине. То же самое приметно было и в его стихотворных опытах, где, однако, мимоходом сказать, несмотря на стопы и рифмы, поэзии было несравненно менее, чем в огненной, кипучей прозе «Странника»»[871].

Позже Н. А. Полевой высказал свое мнение в статье «Очерк русской литературы за 1838 год»:

«С самых первых опытов «Странника» <...> все отличили в Вельтмане поэтическое дарование, оригинальность, искусство рассказа и превосходное искусство завязки в рассказе. Но этому вредило прихотливое своеволие воображения, странности в подробностях и, главнейше, совершенное неумение развязать, и какая-то торопливость, как будто поэт спешит высказать все, что ясно и неясно у него в голове, все, что он знает, что слышал, что думает. И в «Страннике» это уже утомляло»[872].

В том же журнале говорилось: «Совершенно новый, небывалый род сочинений, избранный г. Вельтманом и продолжаемый постоянно, не мог не обратить на себя внимания, во-первых, чудною, часто слишком эскизного легкостью, во-вторых, постоянною идеею, которая есть главное в произведениях каждого автора»[873].

В. Аскоченский так характеризовал писателя: «Вельтман преимущественно пред всеми современными романистами отличается самобытною оригинальностью. Лучшие его творения, каковы: «Кощей бессмертный» и «Странник», богаты всею роскошью народной фантазии, не знающей никаких законов, предписываемых наукою»[874].

В «Обозрении русской литературы за 1850 год», помещенном в «Современнике», говорилось: «Затейливость воображения — вот в двух словах главнейшая черта таланта г. Вельтмана. Действительно, если вы не забыли содержания произведений его: «Кощея бессмертного», «Странника», <...> то вы помните, что в них всего более поражала вас затейливость вымысла, доходившая даже до причудливости»[875].

Большую популярность «Странника» отмечают также Г. Н. Геппади[876], Н. В. Гербель[877], А. В. Арсеньев[878].

К 1860-м годам роман стал редкостью[879].

Спустя четверть века после кончины писателя Ап. Коринфский напомнил о большом даровании «всеми забытого, но стоящего целою головой выше многих, не обойденных памятью потомства, писателя. Талант-метеор, он был все-таки талантом; им же он остается для всех, памятующих не только литературу, но также и историю литературы, в летописях которой он, по праву, должен занимать свое место»[880].