Странник

— Ну, иди. Пока.

— Пока.

Вызов в особый отдел был вызван, очевидно, чьим-то доносом, и может даже не одним. Подобное проявление гражданской сознательности было весьма распространено для текущего момента. Как оказалось, предательство так глубоко пустило корни, что затронула практически все эшелоны власти, сверху донизу. А армию, так в первую очередь. Подтверждение этому были репортажи из залов судов. В основном лишали должностей и званий и давали сроки. К высшей мере приговаривали редко, не так как в первые дни. Для подлецов и негодяев наступил очень удобный момент, чтобы опорочить честного человека. Надо только написать донос, чтобы подсидеть, свести счеты из мести, а то и просто из зависти. Что говорить про аресты полковников и капитанов, если уже месяц шло следствие, напрямую касающееся подрывной деятельности ряда высокопоставленных сотрудников двух корпораций, которые, как утверждали СМИ, оказали помощь мятежникам деньгами и оружием. Ведь для нашего мира корпорации это нечто вроде титанов, держащих наш мир на своих плечах, недаром в народе ходило выражение: выше президентов корпораций стоят только боги. Теперь, похоже, очередь дошла до меня. Судя по моим непростым отношениям, сложившимся с кадровыми военными, донос на меня мог написать каждый второй сержант на базе. Видно кому-то одних намеков за моей спиной оказалось мало.

В кабинете находилось два офицера. Капитан и лейтенант. Не успел я доложить о своем прибытии, как капитан сходу предложил мне пройти процедуру, которую все называли "промывка мозгов". Подобная практика проверки благонадежности считалась общепринятой в армии и полиции, а также, в ряде гражданских учреждений, но я отклонил предложение, мотивируя тем, что продолжаю находиться на учете у медиков. Особист не стал настаивать, но при этом дал понять, что как только о моем героическом прошлом окончательно забудут, он займется мною лично. С подобным напутствием я был отпущен восвояси. Странный вызов дал пищу моим старым страхам, поэтому я не пошел к Шер, а отправился в расположение комендантского взвода, чтобы там спокойно обдумать этот малопонятный вызов. Если бы его спровоцировали доносы моих сослуживцев, то разговор шел бы по обычному сценарию. Сначала требовали бы объяснений по тем или иным моим высказываниям, затем попробовали склонить меня к стукачеству, а в конце подписать бумагу о хранении и неразглашении разговора. А если не для этого, тогда из-за чего меня вызвали? Значит, по другому поводу. Но какому? Мысли заметались. Страх, который у меня стал давно ручным, злобно зарычал и начал рваться с поводка.

Небольшая аллея была единственным местом на военной базе, в которой отсутствовала функциональность и полная подчиненность четкому ритму воинской службы. Полоска земли, с четырьмя лавочками, с обеих сторон окруженная плотными рядами мохнатых разлапистых елей. Я не представлял, как могли военные строители допустить подобный просчет, но как бы ни было, аллея существовала. В будние дни здесь сидели жены офицеров с маленькими детьми, игравшими среди елок, по вечерам собирались солдаты покурить и обменятся новостями. И только по выходным аллея обычно пустовала, когда весь личный состав веселился в военном городке, расположенном при базе.

Мой приход сюда, в аллею, являлся прямым продолжением моего вызова в особый отдел. Через час после него я отправился на склад с накладными, как вдруг неожиданно почувствовал на себе чей-то пристальный взгляд. Осторожно осмотревшись по сторонам, но так ничего подозрительного не заметил. К вечеру я сумел убедить себя в том, что это было проявлением приступа "шпиономании". Всю первую половину следующего дня я занимался канцелярской работой, сортировал и подшивал бумаги, но не успел закончить с этим делом, как мне сообщили, что я включен в комиссию по проверке склада. Работы оказалось много, закончили мы только с наступлением вечера. До встречи с Шер еще было время, поэтому я решил забежать в общежитие, чтобы переодеться, но успел пройти и полдороги до КПП, как опять почувствовал на себе чужой взгляд. Если вчера я еще сомневался, то теперь был уверен, что за мною следят. Напряжение последних двух дней вызвало мгновенный взрыв ярости, потеряв над собой контроль. С этим надо кончать раз и навсегда! Поддавшись импульсу — порыву, я свернул в сторону аллеи. Сумрак только начал опускаться на землю, но в тупиковой части аллеи, закрытой высокими стенами ангаров и не менее высокими елями, уже клубилась темнота. Идея заманить своего преследователя в глухое место, чтобы разобраться с ним, теперь показалась мне верхом глупости. Заколебавшись, я остановился.

"Псих! Почему я решил, что он пойдет за мной?! А если их несколько! Ты об этом подумал?!".

Только я развернулся, как послышался приближающийся перестук армейских ботинок. Их трудно с чем-то спутать. Инстинкт заставил меня метнуться к елкам. Спрятаться! Укрыться! Не успел я оказаться в густой тени развесистых лап, как почувствовал за спиной чье-то присутствие. Вспышка — и я падаю в темноту.