Странник между двумя мирами

На следующий день мы ожидали смены. Еще раз мы ходили вдвоем, натянув москитную сетку на фуражку, вдыхая пряный аромат смолы и тяжелый запах торфа из болотистых лесов. Мы добрели до лугов Нетты. Расположившись на краю леса в горячем песке, мы слышали звенящее пение комаров и стук дятла. Сойки сердито болтали и галдели на высоте наших голов, и переливчатые голубые зеркала на поверхности их крыльев светились и сверкали между красными от солнца стволами деревьев, когда птицы неуклюже перелетали с поляны на поляну. Разноцветные, как попугаи, сизоворонки скакали по темно-зеленым елям, и солнце отражалось в их ярком оперении. Вдалеке, за широким стальным щитом озера Сайно, растворялись в сумерках фиолетовые поля с цикорием и белые ковры пышно цветущих маргариток, окутанные солнечной дымкой на горизонте. Синяя Нетта тихо плескалась посреди сверкающей зелени и ярких цветков сердечника.

Поздним вечером по смолкшему лесу с шумом и звоном шла сменяющая нас рота ландвера. Вместе с блиндажами и окопами солдаты ландвера также приняли от наших мушкетеров живое наследие, состоявшее из ручных ворон и наполовину оперившихся сизоворонок. Прозвучали взаимные пожелания всего наилучшего, после чего рота выступила. В темном лесу играл оркестр роты, инструменты в котором, как правило, из практических соображений изготовлялись из жестяных банок и телефонных проводов. Оркестр исполнял «О Германия, страна великой славы», и отделение за отделением рядовые начинали петь. Со смехом и песнями мы шли навстречу неопределенному будущему.

Мы провели ночь на соломе в русских казармах в Аугустово. В последующие дни мы отправились дальше, в Калварию через Сувалки. В этих первых походах, которые утомляли и раздражали людей, у которых за долгие месяцы позиционной войны успели заржаветь кости, юный странник оказался прекрасным помощником. Без настойчивых напоминаний, нагоняев и принуждения он умел при помощи шутки быстро заставить всех унывающих поднять головы и воспрянуть духом. При этом он сам легким и твердым шагом ходил взад-вперед вдоль марширующей колонны. Если ему во время марша предлагал свою лошадь один из конных офицеров, он отказывался; как командир взвода он шел вместе со своими людьми. Погонять уставшие отделения с высоты своего коня, который ему не полагался — это было ему не по душе. В его походке всегда присутствовала некая твердость и праздничность, и каждому нравилось смотреть ему вслед. Недалеко от Калварии походные колонны батальона были замечены русским артиллерийским наблюдением, и по улице, которая просматривалась только на коротком участке пути, с грохотом пронеслись подрывные снаряды разрывающейся шрапнели. Рядом с проходящими колоннами взрывающиеся гранаты мощными ударами разметали черную землю вверх на высоту деревьев, образовав огромные воронки. Роты укрылись от огня в трясине справа от дороги и продолжили свой путь к башням Калварии в стороне от дороги, по лугам, где их не было видно. Я все еще вижу перед собою Эрнста Вурхе, как он идет через град снарядов на подступах к Калварии таким же спокойным и прямым шагом, каким он ступал, когда спускался с крутых скатов Кот Лорен. Таким же шагом он шел вдоль восточнопрусских и польских озер. И абсолютно точно так же он с песней шествовал впереди всей роты, идущей искупаться, через солнечные леса Аугустово. Эта походка ничуть не стала торопливее и быстрее. Спокойная и твердая командирская поступь молодого лейтенанта сопровождала роту и держала ее в строю на протяжении всей зоны огня, не позволив колоннам разбежаться по незнакомой и опасной территории. После многочасового изнурительного перехода по заболоченным долинам и непроходимым склонам рота снова свернула на большую дорогу. Наряду с инстинктивным движением вперед уставшей серой массы на каменной мостовой Калварии был слышен бодрый шаг молодого командира.