Странность

Пока я прислушивалась, что-то коснулось моего лица. Я содрогнулась всем телом от страха и отвращения и едва не свалилась с лестницы. А потом различила где-то позади шум. Что-то скребло по земле. Это был тихий звук, едва слышный звук, но в этом темном подвале он был подобен скрежету крысиных когтей по внутренней стенке моего черепа. Я стиснула перекладины лестницы еще сильнее, приготовившись взмыть сквозь крышку люка. К моему изумлению, зубы у меня скрежетали от ярости. Мне не нравилось быть напуганной, и мое тело отвечало гневом, словно у меня было неотъемлемое право не бояться, словно машинерия судьбы не должна была включать меня в свои расчеты. Напрягшиеся мышцы начинали болеть.

Я вспомнила свои приключенческие романы. Вспомнила жестоких принцесс Райдера Хаггарда и пожелала стать одной из них. Тогда я преобразилась бы во всепоглощающее пламя, в принцессу ада, и разрасталась бы, вбирая в свое пылающее нутро и подвал, и вдову, и весь Дигтаун, а потом продолжила бы расти, пока весь Марс не обратился бы безжизненным пеплом.

Нечто снова и снова касалось моего лица, проходясь по нему подобно крошечным пальцам. Что-то приземлилось мне на волосы, и я услышала вибрацию крыльев насекомого. Я вздрогнула от омерзения, но это хотя бы было что-то обычное, что-то, принадлежавшее знакомому мне миру. А потом до меня донесся звук – тихий, едва различимый. Мне почти удалось убедить себя, что это плод моего воображения, когда я услышала его снова. Он был похож на шаркающие шаги.

Кто-то прошептал:

– Агата?

Я заскулила. Это был мужской голос. Сиплый, замогильный. Эту историю писал не Хаггард; скорее уж Гофман или По.

– Кто здесь? – спросил он.

Я продолжала молчать.

– Это рай?

Этот вопрос напугал меня даже сильнее, чем ситуация. Задавший его человек не мог не быть сумасшедшим. А сумасшествие пугало меня больше всего на свете; Марс словно пробуждал его в людях, воспламенял какой-то одинокий островок в мозгу, так что их головы наполнялись едким дымом. Я почти ощущала его запах.

Я не ответила. Подвал затопила неземная тишина. Даже разговор наверху стих. Может, они тоже услышали голос? Может, они припали к полу над моей головой, прижались к нему ушами, вытаращив горящие, как зеленые лампы, глаза?

Молчание все длилось, и наконец я осторожно слезла с лестницы и тихо ступила на земляной пол. Прошла пару шагов, вытянув перед собой руки, чтобы ни на что – или ни на кого – не наткнуться.

– Здесь кто-нибудь есть? – прошептала я.

Ответа не было. Я коснулась пальцами стены и пошла дальше, перепуганная, но все же не желающая покорно ожидать того, что здесь скрывалось.

Стена неожиданно закончилась, и я ощутила едва заметное похолодание. Я стояла на пороге одной из комнат, заглядывать в которые мне запретила вдова Кесслер. Осторожно, с колотящимся сердцем, я шагнула в проем.

Я провела в абсолютной темноте достаточно времени, чтобы свет, которого я не заметила бы в любом другом окружении, бросался в глаза, точно сияние луны. Вдалеке от того места, где я стояла, – как будто за пределами подвала – виднелось слабое зеленое свечение; того же оттенка, что и глаза дигтаунцев. Оно озаряло что-то, похожее на большую кучу черных камней, наваленную между ним и мной.

Я направилась к нему. Осторожно попыталась встать на ближайший камень, большой, словно котелок; стоило подошве моей туфли коснуться его, и он опал, выпустив облако пыли.

Это был гриб. Я тут же вспомнила слухи о грибной ферме вдовы, и на меня нахлынула смесь удивления и облегчения. Мне всегда представлялось, что эта ферма состоит из множества поддонов, или хотя бы горшков; но эти грибы, похоже, росли сами по себе, широким ковром укрывая пол маленькой комнаты.

Они привели меня к зияющему тоннелю в дальнем конце комнаты, уходившему еще глубже в землю.

Я подошла ближе и заглянула в него. Чтобы разглядеть все в подробностях, света не хватало, но было ясно, что тоннель простирается довольно далеко, неуклонно при этом опускаясь. По моей коже пробежал холодок. Вот куда делся тот мужчина. Я представила себе, как тоннель уходит все дальше и дальше в скалы, в какой-то более глубокий, более холодный Марс, где живут безумцы.

Испугавшись, я развернулась и побежала по усеянному грибами полу в главную комнату подвала. Но споткнулась обо что-то твердое и растянулась среди грибов, подняв вонючее облако; из каждого лопнувшего гриба пролилось то самое пастельно-зеленое свечение. Я отдернула ногу от того, обо что запнулась, и обернулась, чтобы его разглядеть.

В слабом зеленом свете на меня таращился череп; рот его был распахнут, и из него густой удушливой волной выливались грибы. У меня в памяти всколыхнулись все слышанные сплетни. Передо мной разрушенным городом лежал изломанный скелет Захарии Кесслера.

13