Странные псы

— Мы должны быть одним народом, — сказал он с грустью. — На Лаконии нет места племенам. Пусть они остаются в Солнечной системе. Земля, Марс, Пояс. Мы здесь для того, чтобы это перерасти.

— Здесь всё будет иначе, — сказала Кара, и адмирал кивнул в знак того, что она прекрасно его поняла, погладил ее плечо и ушёл.

Кто-то тихо заплакал за спиной. Она не обернулась посмотреть кто это. С тех пор, как вернулась домой, Кара впервые чувствовала, что почти пришла в себя. Она положила руку на ногу Зана, как всегда делала, собираясь его будить. Он был холодным.

— Всё будет хорошо, — сказала она. — Я знаю, как всё исправить.

Родители сидели на кухне с Мари Тенненбаум, у каждого — невысокий стакан с вином. Обычно отец шутил о том, что это винтаж, которому целых пятнадцать минут, но сейчас непохоже было, чтобы он вообще замечал, что держит в руке. Каре стало грустно — то, что из разговора исчезла шутка, много говорило о том, насколько отцу тоскливо.

— Что с ним будет ночью? — спросила Кара.

Мари моргнула и отпрянула, будто Кара крикнула какую-то грубость. Отец не реагировал ни на что, лишь чуть повернул к ней лицо с застывшей учтивой улыбкой. Ответила только мама.

— Пока рано…

— Я знаю, что похороны завтра, — сказала Кара, — но я что-то не припомню в городе места, где его можно до них оставить. Можно, он побудет тут? Это его последняя ночь, так что он должен остаться здесь. С нами.

Она говорила громче и настырнее, чем собиралась. Мари Тенненбаум на нее не смотрела, а вот остальные да. Глаза мамы помертвели как у той нектарницы.

— Конечно, — сказала мама. — Если тебе это так важно, пусть останется до похорон. Это будет… будет хорошо. Что он будет здесь.

А потом мама начала плакать, не в силах остановиться. Папа поставил вино и всё с той же улыбкой вывел её прочь. На секунду Каре почудилось, что вот сейчас влетит Зан и спросит, что случилось с мамой, а потом она опять вспомнила. Вернулась на улицу и встала на страже у тела. На всякий случай, вдруг кто-то придёт и попробует забрать его, тогда она скажет, что мама сказала нет.

Поминки закончились поздно, люди не расходились, пока темень не начала вызывать чувство, что она тут навсегда. На иных планетах таким бывает день. Кара стояла рядом с Заном и когда отбыл адмирал Дуарте с солдатами, и когда Стефен ДеКаамп и Джанет Ли пришли, чтобы занести тело Зана в дом. Скорее всего, в местной биосистеме никто по ошибке не примет его за еду, но тело все равно отнесли внутрь, прямо со столом. Его оставили между столовой и кухней, в погребальном белом одеянии. Всё было как во сне.

Родители всех проводили, попрощались и закрыли дверь. Никто не разговаривал. Кара пошла в ванную и притворилась, что готовится ко сну. Почистила зубы, умыла лицо и переоделась в ночнушку. Поцеловала маму в щёку и пошла в спальню. Оставила дверь чуть приоткрытой, чтобы защёлка не выдала её шумом, когда она будет уходить. Потом как можно тише снова сняла ночнушку и натянула рабочую одежду. Сунула планшет в ящик с носками. Если проверят, планшет покажет, что она в комнате. Кара залезла в кровать и натянула одеяло до шеи, так что если родители и войдут, ничего не заподозрят. Самая хитрость в том, подумала она, чтобы дождаться, пока заснут они, и при этом не заснуть самой.

Лежа в темноте, Кара кусала и жевала губу, чтобы боль не давала уснуть. Она сосчитала от пятисот до одного, одно число на вдох, потом от одного до пятисот. Она уже скинула одеяло и собиралась вставать, когда услышала, что открылась задняя дверь и оттуда доносятся голоса родителей. Она застыла и прислушалась.

Самое странное — насколько нормально они звучали. Насколько горе на слух неотличимо от обычной жизни.

— Я потом наведу порядок, — сказал папа.

— Да ничего. Мне всё равно.

— Я понимаю, но все- таки приберу.

Призрак смеха развеялся, едва родившись. Мама наверняка по обыкновению стоит, опираясь на кухонную стойку, и всё как обычно, разве что Зан мёртв. Так что, может, и не как обычно. Казалось, теперь всё должно измениться.

— Никак не могу в это поверить, — сказала мама. — Это просто не… невозможно?

— Да уж. Мне постоянно кажется, что я просто слегка не в себе, типа того. Будто у меня было что-то вроде галлюцинации, а теперь я прихожу в себя. Или опять вырубаюсь. Не понимаю. Я не могу… Не чувствую, что его больше нет.

Кара обнаружила, что расплывается в улыбке. Секунду она боролась с искушением выбежать и рассказать им. Помочь. Тогда они могли бы пойти вместе.

— Я больше не хочу здесь оставаться, — сказала мама. — Нам больше нечего тут делать. Не нам. Не…

Её голос словно загустел и затих, как будто слова слиплись и с трудом выходили наружу. Папа что-то тихо ворковал. Кара слышала, как похожие звуки издают бумажные жуки. Она чуть подвинулась, надеясь, что получится выглянуть в щель приоткрытой двери. Узел в животе завязывался всё туже с каждой ускользающей секундой ночи, а ведь ещё предстояло найти псов.

— Он должен был вернуться в Париж, — сказала мама, — и быть со своими кузинами, а не в грёбаном кошмаре на этой планете.

— Знаю, — сказал папа.