Я почему-то спросил себя: «Зачем я здесь?», и странным образом этот музей вернул меня к воспоминаниям о доме Хемингуэя на Кубе. Я преклонялся перед этим писателем, когда был достаточно молодым человеком и хотел заниматься театром и режиссурой. Мне было четырнадцать лет, когда получил свой первый студенческий билет, где было написано: «студент режисерського факультету Одеського культурно-просвітнього училища». Я показывал его маме, папе, знакомым мальчикам и девочкам, и гордился невероятно. И потом, когда поступил сначала в Харьковский театральный институт, затем в Ленинградский, откуда меня выгнали, потом в ГИТИС, я продолжал гордиться. Мне казалось, что это красиво. Ты кто? Режиссер! Вот обо мне в газете написано, вот моя афиша висит. Но чем дальше я двигался по этому пути, тем более странным и нелепым казался мне мой труд, если вообще его можно назвать трудом. И я стал испытывать какое-то чувство стыда и раскаяния за то, чем занимаюсь. Вроде бы я такой крепкий и взрослый, не больной человек, а занимаюсь тем, что рассказываю каким-то мужчинам и женщинам, мальчикам и девочкам, как по другому выглядеть, как повернуться или с каким чувством играть эту сцену. Копаюсь в неких эфемерных вещах. Чем больше меня хвалили и ругали, тем большую неловкость ощущал я в связи со своей профессией.
Я испытываю неловкость, когда мой водитель везет меня, хотя как руководителю театра, мне вроде бы полагается водитель… Когда вхожу в зрительный зал и смотрю на сцену или слышу в финале спектакля звенящую тишину, сменяемую бешеными аплодисментами, все равно чаще всего — неловкость. Будто занимаюсь каким-то немужским, ненастоящим делом…
Не случайно я стал строить дома. На даче в Загорске — вместе с папой. И в нынешнем моем доме тоже очень многое сделано собственными руками.
Не случайно меня вынесло с московских проспектов на бездорожье, и я стал радостно отдаваться нашим экспедициям. И именно в этот раз я был рад осознать, откуда у меня тяга ко всему, что называют настоящим мужским занятием. Без сомнения, от Хемингуэя. Куба, океан, опасность, ром, сигара… Хотя, вы знаете, я не курю…
Диалоги с iPhon’ом в Новой Зеландии
Еще несколько лет назад собираясь в экспедицию, я складывал в рюкзак пару фотоаппаратов, видеокамеру, диктофон, телефон, блокноты, карандаши, ручки. Технические устройства развиваются стремительнее, чем летит самолет из Москвы в Квинстаун. Поэтому в моей сумке только необходимые вещи и спортивное снаряжение, а рюкзак почти пуст: кроме умывальных принадлежностей в нем лишь iPhone, который фотографирует, снимает видео, записывает тексты, связывает по скайпу, исправляет грамматические ошибки, напоминает о планах и делах, демонстрирует википедические знания по любому поводу, показывает кино и новости, лежит рядом всю ночь, будит по утрам. Еще немного — и я сделаю ему предложение узаконить нашу связь. Останавливает одно: в русском языке iPhone — мужчина. А я пока не достиг нужной степени толерантности.
Вернувшись из путешествия и еще не отойдя от долгой дороги, разжигаю дома камин — в Подмосковье очень холодно — включаю воспроизведение и слышу рассказ о нашем путешествии по Новой Зеландии. Он, возможно, сумбурен, не «причесан», но зато полон непосредственных впечатлений…
Кажется, сегодня 5 января. Нужно проверить: разница во времени, к которой я пока не адаптировался. Ночь. Несколько дней тому назад был новый год. Трудно формулирую, потому что нахожусь в городе Квинстаун. Это — страшно сказать — на южном острове Новой Зеландии (есть еще северный). Нелегко представить, пока не увидишь своими глазами. Впрочем, даже когда видишь, все равно трудно осознать. Я уже много-много раз повторял это и в Монголии, и Боливии, и в Мексике, и в Чили, когда мы бесконечно летели в Сантьяго над нереально выстроенными горами; и тем более, совсем недавно — буквально полгода тому назад, — в Юго-восточной Азии. Но, пожалуй, этот перелет до Новой Зеландии, как предупреждал Анатолий Чубайс, перекрывает все предыдущие впечатления. Завтра пойдем на квадроциклах в ущелья, не знаю даже, как назвать их, — в эти … декорации. Естественно, абсолютно реальные декорации, созданные природой, либо Господом Богом. Здесь (в этих местах, кстати, снимали фильм «Властелин Колец») действительно начинаешь верить, что никто, кроме Господа Бога, создать такое не мог.