Автомобиль, напоминающий при взгляде сверху шустрого жучка, затормозил и круто свернул направо. Куда это они? А, понятно! Хотят сделать круг и проселками вернуться поближе к дому. А там бросят машину и за мамкин подол спрячутся: мол, мы тут ни при чем. Только этот проселок не к элитным дачам ведет, грейдера тут с прошлой весны не было. А за последнюю неделю и вовсе снега намело, трактором уминать надо.
Будка, послушная воле постового, круто спикировала к проселку и утвердилась на обочине, словно тут и стояла со времен дяди Степы милиционера. Тышин, утаптывая обрезиненными валенками снег, вышел к узкой колее и направился туда, где взревывал барахтающийся в сугробах «жигуленок».
При виде полицейского мента, что словно с неба свалился на заснеженный проселок, угонщики бросили машину и спешно рванули в лес. В три прыжка Тышин догнал того, что постарше. Полагается хватать хулигана, заковывать в наручники, волочить в часть… Зачем? Парни и без того наверняка состоят на учете. Что же их теперь – в колонию? Наше дело не карать, а перевоспитывать!
Тышин взмахнул жезлом, и тот немедленно превратился в резиновую дубинку. Не полагается гаишникам такого спецсредства, но не из автомата же укладывать мальчишек. Так что обойдемся неуставными спецсредствами… Тут главное не увлечься и не садануть по почкам. Мальчишкам еще жить и жить; вырастут – людьми станут.
Демократизатор со свистом рассек воздух.
– А-а!..
Вот тебе еще, чтобы жопа помнила, каково садиться в чужую машину! Теперь второго догнать…
– А-а! Не надо больше!
– Ах, не надо? Марш в машину, на заднее сиденье! Что?.. Куда надо, туда и повезу.
Лихо развернул угнанный «жигуль» на запорошенной дороге. Оно нетрудно, если невидимая будка берет легковушку на буксир. Ну, дальше сам справлюсь, отдыхай, родимая.
– Вы откуда, архаровцы?
Молчат, хлюпают носами.
– Можете не отвечать, сам знаю, что из Загнетово. В общем, так. Высажу вас, не доезжая до заправки. Дальше сами дойдете. Но учтите, я вас обоих запомнил. В следующий раз поротой задницей не отделаетесь.
– Спасибо.
Вот ради такого спасибо и стоит работать, мерзнуть, мотаясь по дорогам, не спать ночами… А деньги – дело наживное.
Обвал
– Дорогу! Дорогу! Посторонись!
Стасу не приходилось даже особо напрягать голос, народ, толпившийся вдоль железнодорожной колеи, поспешно расступался, открывая проезд вдоль шеренги продавцов, безуспешно предлагавших свой убогий товар. Какая-то одежда, считавшаяся праздничной, а ныне никому не нужная, посуда, когда-то закупленная с избытком, начиная с кастрюлек и заканчивая сервизами, целыми и разрозненными; умершая бытовая техника, бижутерия и ювелирка – все некогда считавшееся ценным, а теперь превратившееся в бросовое старье.
Тут же стояли и серьезные продавцы, выставившие товар из разграбленных складов: инструмент, рабочую одежду, а порой и консервы. Удивительно, что не все съедено в прошлую зиму, салат из морской капусты еще встречается на барахолке. Инструменты у покупателей тоже котируются не всякие: кому нужен электролобзик или болгарка, если в деревне давно нет электричества? Хотя, говорят, где-то электричество есть. Вот и выставлены по дешевке дрели, шуруповерты и прочий электрохлам.
Продавцов много, а серьезных покупателей нет. Метелинские не приехали, из ходоков – один Стас. Вот и расступается перед ним толпа, провожают завистливыми и ненавидящими взглядами.
– Деревня… куркуль… Сволочь поганая! Едет прямо в телеге по торговым рядам. Попробовал бы слезть, тут ему и конец.
Стас слышал эти перешептывания, но не обращал внимания. Привык.
Ближе к станции, возле багажного отделения, начинались мажорные места. Тут торговали не с земли, не с расстеленных клеенок, а с подобия прилавков, и товар был нужный, а значит, ценный.
Возле одного из прилавков Стас остановил лошадь. Взгляд привлекла материя, выставленная целыми рулонами.
– Ситчик почем? – спросил Стас. – Весь кусок.
– Что дашь? – вопросом на вопрос ответил продавец вида самого негалантерейного.
– Овес могу дать, мешок на двадцать кило.
– Что я, лошадь – овес жрать? Муки пшеничной мешок – был бы другой разговор.
– Пшеница у нас не родится, ее никто из деревенских не даст.
Стас спрыгнул с телеги, наклонился, чтобы получше рассмотреть материю. Когда разогнулся, то увидел, что в лоб ему смотрит револьверное дуло.
– Живо сгружай мешки! – шепотом скомандовал фальшивый продавец. – Да не вздумай на телегу запрыгнуть, не успеешь. А умирать будешь долго.
В бок ощутимо ткнули чем-то острым. Били не насмерть, а если учесть, что под ватником была поддета кольчуга, выменянная у бывших реконструкторов, то удар оказался и вовсе безвредным.
В следующее мгновение пистолет шмякнулся на прилавок, а сам бандит сполз на землю. Рядом упали двое сообщников. Финские ножи зазвенели о железнодорожный щебень.
Надо же, эти дурни и впрямь верили, что Стас неуязвим, только пока сидит на телеге, а раз спрыгнул наземь, то можно его и грабануть.