Странный мир. Истории о небывалом

Теперь на насыпи шевелилось что-то лишь отдаленно напоминавшее людей. Их руки и ноги полностью лишились костей и мышц и казались мешками, налитыми густой слизью. Еще пара минут, слизь достигнет сердца, и всякая жизнь в бывших телах прекратится.

– Ты шо? – прохрипел вожак. – Предупреждать надо!

– О чем? – удивился Стас. – Что людей грабить нехорошо? А тебя мама об этом не предупреждала? Не слушал маму – вот и получил, что заслужил.

Стас споро перекидал рулоны материи в телегу. Никто в толпе не возражал, все видели, что произошло. Мешки бывших ног уже лопнули, слизь растекалась по земле.

– Мужик, добей! – просипел один из налетчиков.

– Сам сдохнешь.

Стас жестом подозвал оборванного мальчишку, глазевшего на происходящее с высоты насыпи.

– Давай-ка, ножи и пушку подбери – и в телегу. Там к задку ведро прицеплено пластиковое, вот в ведро их и определи. Только смотри в слизи не перепачкайся, не отмоешься.

С опасной работой парень управился мгновенно. Потом повернулся к Стасу:

– Дядя, взял бы ты меня с собой.

– Не могу, – ответил Стас. – Я бы взял, мне не жалко, только не довезу я тебя. Видел, что с этими стало? Вот и с тобой то же по дороге случится. На вот тебе за работу.

Мальчишка схватил овсяную лепешку и тут же вцепился в нее зубами, понимая, что, если сразу не съесть, потом могут и отнять.

Теперь толпа расступалась перед ним, прежде чем Стас успевал крикнуть: «Дорогу!»

Стас выменял на картошку полпуда гвоздей и моток веревки, а в обмен на овес получил четыре канистры солярки. Тракторишко в соседней деревне был, а вот солярки не хватало, прошлую посевную трактор ездил на самодельном скипидаре.

В общем, поездка удалась, если бы не дурацкая история в самом конце. Стас уже выезжал с привокзальной территории, когда какая-то женщина вцепилась в бортик телеги, словно хотела остановить ее на полном ходу.

– Что тебе? – недовольно спросил Стас. – У меня ничего нет, ни картошины, ни куска хлеба…

– Забери меня отсюда, – с придыханием произнесла женщина. – Здесь нельзя жить, забери меня.

Женщина была худа и оборванна. Растрепанные волосы, безумные глаза. Последнее время в городских анклавах появилось много таких. В прошлой жизни они были красивы и удачливы, но после обвала оказались никому не нужны и совершенно не приспособлены к жизни. Летом они как-то перебивались, но теперь началась осень, а никакого послабления в жизни не намечалось, и было ясно, что зима никого не пощадит.

– Я буду работать, я пойду в служанки, я буду спать, с кем ты скажешь. Я на все согласна, только забери меня отсюда…

– Не могу, – привычно ответил Стас. – Ты погибнешь на полпути, я ничем не смогу тебе помочь.

– Ты можешь, я знаю! – Женщина бежала, уцепившись за край телеги. – Ты возьмешь меня из этого ада.

– Ты с ума сошла! – крикнул Стас. – Здесь уже опасно! Беги назад!

– Нет! Я с тобой!

Стас схватил купленную веревку и концом ее стегнул просительницу по лицу.

– Уходи!

– Бей! – простонала та. – Бей еще! Я тебя люблю…

Больше Стас не оборачивался. Он хлестнул веревкой лошадь, которой всегда управлял только вожжами, и послал ее в нелепый галоп.

– Но! Пошла!

– Не бросай меня! Я с тобой! – сзади раздался громкий хлюпающий звук, и голос прервался.

Стас не оглянулся. Он слишком хорошо знал, что увидит на дороге.

Вокруг тянулась мертвая зона. Когда-то здесь были городские районы, частный сектор, застроенный домиками, ничем не отличавшимися от деревенских. Бревенчатые домишки и добротные двухэтажные дома из клееного бруса, все с колодцами и крошечными огородиками, как правило ничем не засаженными или превращенными в цветники. Как говорится, ни нашим, ни вашим. После обвала, когда мир разделился на деревенские и городские анклавы, такие места стали мертвой пограничной зоной. Первое время местные жители еще могли появляться в своих домах, но постепенно это становилось все труднее и опаснее, да и прежние пожитки, как и товары из окрестных магазинчиков, давно были вынесены и расточены неведомо куда. Теперь из людей здесь мог находиться только Стас и немногие подобные ему, но и Стас понимал, что в мертвой зоне лучше не останавливаться, а проезжать ее как можно быстрее.

Удивительно, что животные, дикие и одичавшие, которым, казалось бы, никакие мертвые зоны нипочем, тоже старались не селиться в этих местах.

Обвал случился в ноябре, когда дачников по деревням оставались считаные единицы. Именно они, люди одновременно городские и деревенские, оказались той ниточкой, что связывала изолированные анклавы. Их называли ходоками – забытым словом, которое вдруг ожило и наполнилось новым содержанием. Когда ходоки являлись в чужой анклав, на них падал отблеск мертвой зоны, делавший их практически неуязвимыми.

Обычные деревенские обитатели точно так же не могли попасть в город, как и городские к ним. После того как исчезло электричество и перестали ездить автолавки, им пришлось вспоминать приемы прежней жизни, когда в деревне царило натуральное хозяйство. Учились макать свечи и печь хлеб. Кто был в силе, вновь заводил скотину и выживал, в общем, неплохо.