Странный мир. Истории о небывалом

– Елины тебе семена махорки давали, что же ты не посадил?

– Я сажал… – тоном законченного двоечника протянул Ванька. – Так выкурил все еще весной.

В самом деле, едва появились на грядке первые ростки табака, Ванька принялся драть их и, даже не высушив, крутить цигарки, пока не стравил весь будущий урожай.

– Не сумел до осени дотерпеть – значит, ты сам себе злобный Буратино, – с усмешкой постановил Стас. – Сиди без курева.

Стас раздал старухам гвозди, отдал Анне веревку – навязывать недавно заведенную и еще не привыкшую к новому месту корову, оделил всех отрезами цветастого ситца. Все это время Ванька сидел на краю телеги и ныл.

– Распряжешь Малыша и поставишь в конюшню, – велел Стас.

– Не буду!.. – истерически завизжал Ванька. – Я курить хочу!

За Ванькой водилось такое: молчать, молчать, а потом устроить ореж с хриплым визгом и брызганьем слюной, приличным разве что обезьяне.

Стас пожал плечами и свернул в сторону конюшни. Конюшня была еще совхозная, рассчитанная на двадцать лошадей. Последние годы в ней стоял один Малыш, а недавно появилась Звездочка – жеребая кобыла, которую, учитывая ее положение, освобождали от тяжелой работы.

Телегу Стас загнал под навес, Малыша поставил в стойло неподалеку от Звездочки. Слегка успокоившийся Ванька, жалобно матерясь, взял ведра и поплелся к кипеню за водой. Поить лошадей и задавать им корм было его святой обязанностью, и Ванька понимал, что здесь ему послаблений не будет.

Уже темнело, когда Стас наконец оказался дома. Без электричества жить приходилось по солнцу, осенью и зимой едва не впадая в спячку, весной вообще забывая, что такое сон. Стас затопил плиту, поставил чайник. Когда тот закипел, кинул горсть брусники и веточку мелиссы. Собственного хозяйства у Стаса практически не было, один огород. Скотины он не держал никакой, но жил богато: все-таки единственный ходок в анклаве. Картошку жарил, нарезая тоненькими ломтиками сало, травяной чай пил с медом. Сейчас в анклаве было уже четверо пасечников, и дело это расширялось, поскольку сахара было взять неоткуда. Коровы пока были у немногих, а свиней держали все, кто был в силе. С Покрова и до самого Нового года по деревням резали свиней, словно в старые времена, готовили самодельную тушенку, солили с чесноком сало. Вот только соль была в остром дефиците, даже камень-лизунец из охотхозяйства пошел в пищу людям. Хорошо еще, что железная дорога вместе с полосой отчуждения оказалась в совместном владении всех городских анклавов. По рельсам, сберегаемым пуще глаза, ползли составы, которые тащили древние, из отстойников выведенные паровозы. Кусты в полосе отчуждения были сведены, и на их месте разбита сплошная линия огородиков, которые не могли прокормить городское население, но какой-то продукт все же давали.

Поезда ходили не реже раза в неделю. А попробуй останови движение – и железнодорожная ветка умрет, превратится в мертвую зону, еще на шаг приблизив конец света. С поездами приходила к людям и соль, и чуток каменного угля, и солярка, и иные товары, которых на месте взять неоткуда. С ними же приезжали люди, вскинувшиеся искать лучшей доли неведомо где.

С приходом глухой осени Стас начал ездить в город едва не каждый день, да и не по одному разу, сколько позволял свет. Возил в основном дрова. Мужики рубили лес едва не на самой границе, поближе к городу, не считаясь с прошлыми правилами. Двуручными пилами разделывали стволы на кряжи и так грузили на телегу Стасу. Пилить на поленья и колоть приходилось покупателям, здесь из-за недостатка рабочих рук этим никто не занимался. И без того все приходилось делать, как в дедовские времена, а чтобы свалить строевую сосну топором или лучковой пилой, нужна и сила, и особая сноровка.

Домой Стас возвращался почти пустым: город уже не мог предоставить достаточно товара, а то, что делалось, стоило немало и особым объемом не отличалось.

В тот раз по предварительной договоренности с мастерами Механического завода Стас получил здоровенный капкан, слепленный изо всяких остатков, который предполагалось использовать в ловле кабанов. Дикие свиньи в лесах расплодились сверх всякой меры, патронов у охотников не осталось, а новые если и появлялись, то стоили страшно дорого.

Завершив сделку, Стас поехал по рядам у железнодорожного переезда. На всякий случай у него была на обмен маленькая баночка меда и шматок вяленой свинины. Никогда не знаешь, что могут вынести на продажу городские, и надо иметь возможность приобрести неожиданный товар.

Юлю Стас заметил издали. То есть он не знал, что это Юля, он вообще видел ее первый раз в жизни. Просто молодая женщина стоит с протянутой рукой, словно милостыню просит, а рядом, ухватившись за материну юбку, топчется малыш лет двух или трех, кто их сейчас различит, дистрофиков… И все же, хотя еще и лица было толком не рассмотреть, вдруг перехватило дыхание, и сердце забилось с перебоями.