Странный мир. Истории о небывалом

С высокого склона Нарти хорошо был виден начавшийся гон: фигурка проводника и плотная группа преследователей, а следом – быки, недвусмысленно указывающие, какая судьба ждет отставших.

Гон уходил вдаль, обходя промоины и гнезда моховых тараканов, огибая скрытую за горизонтом вонючую сопку. За один день бегущие преодолеют Прорву и достигнут того берега. Что их там ждет? И что ждет проводника, мечтающего, что когда-то края Прорвы соединит огромный, как нежность, мост?

И что ждет Нарти? Гон и течка – или все-таки любовь?

Через год он это узнает.

Долгая смена

Утром Дед позвал Ризу.

– Завтра пойдешь кормить Старого.

– Ага, – сказала Риза. – А кто меня поведет?

– Никто. Поведешь ты. А кого – это уже не мое дело. Выбирай сама, кто лучше подойдет для работы с тобой в паре. Можешь выбрать кого-то из ребят поопытней, кто уже ходил к Старому, можешь взять новичка, который будет твоим учеником.

– Ага, – повторила Риза, хотя никакое это было не «Ага», а скорее «Ого». – Я просто должна подойти к кому-то из младших и сказать, что мы идем к Старому. А если он не захочет?

– Что значит не захочет? Так не бывает. Стать кормильцем – большая честь, ее добиваются все, но выбирать будешь ты.

Риза сглотнула все прочие вопросы и пошла, как было сказано, выбирать себе напарника.

Народ в убежище Старого жил не абы как, а в строгом распорядке. Ближе всех к выходу, к лесному и степному простору, к распахнутым небесам, жили те взрослые, что никогда не приближались к логову Старого. Зато они всякий раз, как это требовалось, выходили под открытое небо, и что они там вытворяли, можно было только догадываться. Сами взрослые на расспросы усмехались и ничего не рассказывали. Они были охотниками, рыболовами, земледельцами. Женщины выращивали овощи, хлебные семена, пряные травы: все, что ели люди и что шло на прокорм Старому. Осенью собирали грибы, орехи, желуди. Желуди ел только Старый, людям они не нравились.

Входить к Старому взрослым никто не запрещал: не жалко себя, так и заходи. Только делать тебе там нечего, а вернуться от Старого живым еще никому из взрослых не удавалось.

Подальше от выхода, но в стороне от владений Старого обитала молодежь – те, кто еще не имел своего места в жизни. Дети от трех лет и примерно до десяти. Напиханы они были, словно икра в рыбью утробу, но зато жилось там весело. Взрослые следили только, чтобы детишки были накормлены вовремя, а в остальное время малышня была предоставлена сама себе. Дурили недоростки непрерывно, а наигравшись до икоты, бежали к матерям. Те и пожалеют, и построжат, и угостят чем-то самодельным, и нос утрут. На волю не выпустят – рано. А о том, чтобы соваться к Старому, среди мелюзги страшные рассказы бытуют. Одинокого малыша Старый проглотит не заметив, и жаловаться будет некому и не на кого.

И все же ходят к Старому именно дети. Ходят парами: один подросток – он за старшего, а второй – вовсе несмышленыш. Он и будет Старого кормить. Так близко никому к Старому нельзя приближаться, даже первому из напарников.

Риза уже три года кормила Старого, и теперь ей пришла пора идти главной, следить, чтобы настоящий кормилец не натворил глупостей, не сгубил себя самого да и весь народ заодно.

А кто пойдет младшим, выбирать именно Ризе. Ни Дед, ни еще кто из взрослых даже посоветовать ничего не могут. Вон их сколько, четырехлеток: бегают, визжат, дурят всячески. Но скажет Риза: «Ты пойдешь со мной», – и сегодняшний детеныш уже отделен ото всех – и взрослых и детей – невидимой границей. Он кормилец, ему будут известны многие тайны, но при этом ему не ходить наружу, не видать неба, леса и рек, зато он начнет спускаться к Старому, и от его поступков будет зависеть самая жизнь народа.

Никто не определял длину смены кормильцев, хотя обычно она длилась три недели. Просто однажды проход открывали, отработавшие выходили дальним ходом возле хвоста Старого, а на их место шла другая двойка, попадая туда, где ожидала вечно голодная пасть.

Истинный кормилец бывает не старше восьми лет, хотя тут многое зависит от роста и ловкости. Еще шесть лет он может спускаться к Старому, будучи главным в двойке. А что потом? Бывшие кормильцы жили в самом низу, неподалеку от Старого, и ничего не делали. Наводили порядок в залах и переходах, считались воспитателями и няньками. На воздух им выходить было нельзя, у Старого появляться – тем более. Они были хранителями традиций – это главное. Им оставалось сидеть сложа руки и ждать, когда черная плесень прекратит их существование.

Дед тоже был из бывших кормильцев, но плесень на удивление не трогала его. Должно быть, из-за того, что у Деда кроме уборки помещений было полезное занятие – выбирать, кто пойдет главным в двойке, и давать уходящим наставление. Эти наставления наизусть знают большие и маленькие, но одно дело просто знать, совсем другое – слышать, как их произносит шепелявым языком замшелый Дед, причем произносит не просто так, а обращаясь именно к тебе.