Послышались негромкие шаги, у входа появилась вышедшая сбоку предыдущая пара: Рум и его напарница Ляка, совершенно крошечная девочка, которая тем не менее отработала в этом году уже третью смену. Бывают такие счастливицы: ей уже девятый год пошел, она всю работу превзошла, а выглядит малышкой.
– Все в порядке, – не дожидаясь вопросов, сказал Рум. – Старый накормлен, запас подсыпан, можно заходить.
Риза благодарно кивнула и открыла проход.
Старый лежал, занимая чуть не все отведенное ему помещение. Было совершенно невозможно понять, человек это, стократно разросшийся, или просто бесформенная туша, казалось бы непригодная ни к чему. Но эта туша обеспечивала безопасность и покой всей семьи.
В зале у Старого было ужасно жарко и пахло невозможно сказать чем. Старым пахло, другого определения нет.
Старый ничего не слышал, но почему-то рядом с ним полагалось говорить шепотом. У него были глаза и огромная пасть, которая непрерывно что-то пережевывала. Два шага в сторону, и пасть перед тобой, а у самого входа возвышается бок – сплошная стена толстой кожи, из которой торчат отдельные волосины, каждая с палец толщиной.
– Близко не подходи, держись у стенки, – прошептала Риза.
– А чего? Он же не видит.
– Он учует и может очень быстро повернуться и схватить.
Обоняние и осязание у Старого были, но в каких пределах, никто не знал.
Пол вдоль стены был засыпан съедобными семенами и скорлупой от раков и мокриц. Каждый шаг сопровождался хрустом и шелестом.
– Он слышит и потому знает, где мы находимся. Попробуй баловаться – мигом тебя проглотит. Для него нет разницы, ты или какая-нибудь многоножка.
– Вот еще – проглотит! Я не дамся, – судя по всему, Ась быстро успокоился и был готов к новым приключениям.
Ризе это не нравилось, но она не знала, что предпринять. Понарошку здесь ничего не бывает: если Старый ухватит, то сразу и насовсем.
Ась немного притих, лишь когда они оказались перед головой Старого. Огромнейшие губы, чмокающие даже во сне, сомкнутые точки глаз, две ноздри, зияющие над пастью, – вот вроде и все. Пища подавалась из контейнера под потолком и холмом наваливалась возле самых губ Старого.
– Я буду подавать еду сверху, а ты станешь подгребать ее ко рту и забрасывать туда.
– Да ну, а если он меня схватит?..
– Не схватит, если ты сам к нему не полезешь. Ты еще маленький, он тебя не заметит. Вот меня может и схватить. Так что берись за работу.
– Я не хочу. Я лучше охотником стану.
– Поздно, братец. К тому же в охотниках тебя с таким поведением первый же ползун заест.
Ась вздохнул, взялся за скребок и, шмыгая носом, принялся грести семена. Старый приоткрыл глаза и энергичней зашлепал губами.
Сверху сыпались семена, мелкие ракообразные, в большинстве своем живые, плохо освежеванные и разрубленные на части туши тех животных, что были добыты охотниками. Все это приходилось подгребать, а то и просто забрасывать в проснувшуюся пасть. Сам Старый глаз не открывал и, кажется, продолжал спать.
Через полчаса Ась принялся ныть, что он устал и вообще больше не может. Риза спрыгнула вниз, ловко уклонилась от волосатого бока и забрала скребок у Ася.
– Давай пособлю. Становись у стеночки и смотри. Ты неплохо справляешься, только так близко к Старому подходить не надо. Он может дернуться и тебя схватить.
Ась, обрадованный отдыхом, тут же повеселел и преисполнился самоуверенности.
– Я отпрыгну.
– Не хвались. Лучше учись, как с большими кусками управляться надо.
– Куда ему столько? Ведь обожрется.
– Это еще не много. Рум с Лякой постарались, угостили Старого как следует. Сегодня у нас не работа, а легкая тренировочка. Сейчас пойдем, покажу тебе наше хозяйство, о котором, когда выйдешь наружу, лучше помалкивать. А то полезет сюда неподготовленная шелупонь – беды не оберешься. Мы с тобой кормильцы, а они никто. Только сами погибнут и дело испортят. Привыкнет Старый к человечине – потом не отучишь.
– Я буду молчать, – важно сказал Ась.
Риза, поднатужившись, закинула в пасть чуть не полтуши убитого ползуна, отставила скребок и взяла за руку Ася.
– Держись у стенки.
– Зачем? Там же нет рта.
– Если он тебя учует, так и рот появится. Он умеет вертеться, как креветка на вертеле. Так что не искушай судьбу.
– Почему ты говоришь «он», а не «Старый»?
– На всякий случай. Вдруг он все-таки слышит? И, уж всяко дело, понимает.
– Вот еще… Ничего он не понимает. Лежит и жрет. Так и я могу.
– Ты не за него моги, а за самого себя. Тут пробирайся очень осторожненько. Видишь, внизу у него что-то есть? Это ноги. Ходить он не умеет, но, говорят, может лягнуть. Тогда от тебя одна слизь останется.
– Кто говорит?
– Кормильцы. Об этом тоже не принято рассказывать, но кормильцы, бывает, возвращаются не все. Кто в пасть попадет, кто под ногу.
– Чего мы тогда к ногам приперлись?
– Чтобы знать. К тому же там, с хвоста, выход для нас с тобой.
– Мы что же, через сраку выходить будем?
– А ты как хотел? Чтобы тебе дорожку чистым мохом устелили?