– Старого кормить. Мне теперь за двоих вертеться.
– Он меня кусил, а ты его кормить хочешь, а меня бросаешь… Это нечестно!
– По-честному тебя вообще следовало Старому скормить. Лежи и постарайся хотя бы сейчас вести себя как следует.
Риза повернулась и ушла, провожаемая жалобным ревом Ася.
В руки легла привычная тяжесть скребка. Почти такими же вычищали полы в коридорах и залах дома. Потому инструмент и зовется скребком, хотя им ничего не скребут. Этот скребок был больше и, как говорят, похож на лопату, которой зимой сгребают снег у выхода из дома.
Ни лопаты, ни снега Риза в жизни не видала. Она кормилец, а это вещи посторонние. Зато настоящий скребок был знаком ей больше чем хорошо. Все четыре года каждую смену она не выпускала скребок из рук, работая внизу, где теперь должен был бы трудиться покалеченный Ась. Лишь две последние смены старший напарник Ризы – Прест – водил ее наверх, обучая, что и как придется делать, когда настанет пора ей быть главной кормилицей.
И вот теперь она снова внизу, гребет зерно и куски мяса, забрасывает в широкую пасть Старого. «Ешь, ешь и поскорей забудь, каков вкус человечины».
Наступает минута, когда можно было бы перевести дух, но надо спешить наверх, рубить на приличные куски туши ползунов, смешивать их в должном соотношении с семенами, кинуть травы, досыпать шевелящихся раков и мокриц и спустить все вниз, где уже приоткрылась в нетерпении широкая пасть Старого.
Прямо хоть начинай ныть подобно Асю: «Когда мы обедать будем?»
Наступило обеденное время. Уевшийся Старый довольно замер. Сейчас бы Ризе самой поесть и полежать несколько минут на жесткой постели. Но Ась требует ухода и внимания.
Так и есть: повязку сорвал, мечется, плачет.
– Больно!
– Еще бы не больно… Повязку содрал, рану разбередил. Сказано было – смирно лежать. Будешь вертеться – еще больнее станет.
– Я домой хочу. К маме…
– Терпи. Смена не кончена, еще целую неделю ждать.
На самом деле был способ прервать неудачную смену. При первой же возможности, обустроив покалеченного Ася и бросив Старому малость еды, Риза сорвала висящую под потолком колотушку и принялась стучать в то место, где открывался проход: «Бум! бум, бум… Бум!» – четыре размеренных удара, которые невозможно не услышать и не понять. Четвертый удар означает: «У нас беда, срочно требуется замена».
Призыв остался без ответа, как будто никто не слышал ударов колотушки. Ризе ничего не оставалось делать, как работать за двоих и обрывать бесконечное нытье Ася.
Каждый раз, отложив скребок, она принималась лупить колотушкой в проклятую стену, но безответно, новой смены не появлялось.
Здесь, при входе, и в другом месте, при выходе, имелись смотровые окошечки, забранные пластинами слюды и прикрытые дверцами так, что их не сразу отыщешь. Самой Ризе Прест показал окошки во время третьей ее смены. Новичкам об окошках знать не полагалось, иначе они от окошек и не отлипали бы. Видно сквозь слюду было мутно – только неразборчивые тени. Но прежде, чем выходить наружу, следовало убедиться, что смена – большая фигура и маленькая – уже стоит, ожидая ответного стука.
Увы, через слюдяные пластины ничего не удавалось рассмотреть. Какие-то тени порой качались в глубине, но у самого входа никто не стоял.
Зато объявилась другая тяжкая новость. Наверху оставалось все меньше семян; желуди и рябина, которым подошла пора, вовсе не появились. Зато убоина шла сплошным потоком, но это была не рыба и не привычные ползуны, которых добывали охотники, а тела каких-то непонятных существ. Они отчасти напоминали людей, но руки у них были вывернуты в локтях в другую сторону, и головы ничуть не походили на человечьи. Два огромных глаза и вместо рта – жвалы, совсем как у насекомых.
Враги – это Риза поняла с полувзгляда.
Рассказы о врагах и о войне бытовали среди всех людей: охотников, землепашцев и кормильцев. Где-то на краю леса живут эти существа. Они умеют говорить и строят на поверхности хижины, в которых живут. А вот договориться с ними невозможно. При виде людей они немедленно нападают и не оставляют в живых даже маленьких детей. Подземных домов у них нет, и что значит Старый, они не знают. Но, обнаружив человеческий дом, они яростно атакуют его, стремясь во что бы то ни стало уничтожить Старого и всех, живущих под его защитой.
На памяти Ризы серьезной войны не было, разве что мелкие стычки у самых границ, куда ни детям, ни тем более кормильцам хода не было.
Рассказывали, что в былые времена враги врывались даже в дом, тогда люди уходили в нижние, подземные горизонты и отгораживались от нападавших огромнейшим телом Старого. Как Старый будет разделываться с врагами, не знал никто, кроме бывших кормильцев, да и те лишь догадывались кое о чем. На памяти живущих ничего подобного не происходило, даже Дед такого вторжения не застал. И вот теперь Ризе в одиночку предстоит делать то, о чем только сказки рассказывают.