Женщины из числа бывших кормильцев собирают и уваривают медвяный сок. Они не рассказывают, откуда эта сладость берется, и тем более не говорят, что кормильцы во время смены едят сладкое каждый день. Наивная хитрость, чтобы охотники и земледельцы не считали себя обделенными. Зато они, охотники и земледельцы, каждый день выходят под открытое небо и видят солнце, о котором кормильцы могут только мечтать. За всякую радость приходится дорого платить: в любую минуту на живущих под небом могут напасть дикие ползуны, а то и совершить набег враги.
Охотники гордятся шрамами, а у кормильцев шрамы случаются редко: Старый если хапнет, то проглотит целиком.
У всякого работника свои радости и свои беды. Выбирай, что больше нравится.
Худо-бедно, но первый день они избыли и, налопавшись праздничной снеди, там же, где ели, повалились спать. Но и тут Ась был недоволен:
– Чего ты меня к стене заталкиваешь? Мне тут туго спать…
– Там ты вольно раскинешься и откатишься к Старому. Утром я от тебя и косточек не найду.
Самое тягостное в работе – ее однообразие. Знай греби – сегодня, и завтра, и потом. Ризе наверху надо следить, чтобы еда подавалась разная: Старый не любит поедать семена всухомятку, а перекормишь мясом, он дергаться начнет, как его после этого успокаивать? Туши ползунов и беглого зверя охотники разрубают, но не всегда должным образом. Поправлять их огрехи приходится Ризе, а каково девятилетней девчонке управляться с мясницким тесаком? А уж после большой охоты, когда валом пойдет скользкая требуха, поневоле начинаешь с завистью вспоминать то время, когда приходилось маяться внизу. Знай греби и ни о чем не думай.
– Риза, я устал!
– А я не устала?
Еще надо посматривать, чтобы Ась чего-нибудь не напортачил по своей части. Скребок штука тяжелая, и очень хочется как-нибудь обойтись без него. Чтобы с верхотуры вкусность сыпалась прямо в старческий рот.
На третий день Ась вернул себе былую резвость, и это стало еще опаснее.
– Ты что творишь, дуралей? Ты же его скребком по губе ударил!
– А что такого? Он все равно ничего не понимает.
– Он все понимает и все отлично помнит. А уж обиды он никогда не простит. Он тебя схватит, ты и понять не успеешь, что случилось.
– Врешь ты все. Нарочно пугаешь. Я о Старом все знаю получше тебя. Ничего он не может, только жрать да срать. А так он вроде лесного ползуна, который только на мясо и годится.
– Ты хоть раз ползуна видел? Не разделанную тушу, какую нам сбрасывают, а настоящего живого ползуна? Небось не он тебе, а ты ему на мясо пойдешь.
– А сама ты видела?
– Не видела. Так я и не хвастаю. А ты греби давай. Старый есть хочет.
– Я тоже есть хочу. Мы когда обедать будем?
– Никогда. Старый обидится и не даст медвяного сока. Будешь тогда сухие семена жевать.
Угроза подействовала, некоторое время Ась работал старательно. Риза слышала, как он бормочет, обращаясь к Старому:
– Не злись ты. Ничего я тебе не сделал. Для тебя скребок – что для меня соломинка.
Обед прошел нормально, все было готово в пору и сладко в меру. Ась набил утробу и повеселел, а вместе с весельем вернулось опасное баловство.
– Осторожнее! Я же тебе показывала, как надо.
– Сам знаю еще получше тебя. Ты наверху посиживаешь, а я тут у самой пасти.
– Я внизу четыре года отработала, знаешь сколько смен? Ты до стольки и считать не умеешь.
– Ага, отработала, а научилась только бояться. Зато я вот что могу!.. – Ась подбежал вплотную к Старому, который, казалось, спал в эту минуту, хлопнул ладонью по вздувшейся губе и уже хотел отпрыгнуть назад, когда Старый громко чмокнул и захватил Асю руку едва не по локоть.
Ась тонко закричал. Он даже не пытался как следует вырваться, лишь беспорядочно дергался и отпихивался ногами, рискуя остаться и без ног тоже.
Риза, не думая о себе, ринулась и ухватила Ася за свободную руку. Жалкая попытка – отнять у Старого то, что он схватил. Но неожиданно легко ей удалось отдернуть Ася на себя и упасть вместе с ним у самой стены.
Ась бился и неразборчиво кричал. Только теперь Риза поняла, что случилось. Правая рука у Ася была откушена по самый локоть. Культя почти не кровила, наружу, белея, торчал осколок кости. Губы у Старого только кажутся мягкими, что не мешает им перемалывать туши ползунов.
– Что ты натворил?! – Риза ухватила Ася в охапку и потащила вниз к обустроенной спальне. Ась замер и уже не дергался, а то сдавленная артерия раскрылась бы, и мальчишка за пару минут истек бы кровью.
В спальне Риза уложила искалеченного напарника на подстилку, оторвала от постели кусок полотна, смочила его медвяным соком и как могла перебинтовала культю. Потом затолкала Ася как можно ближе к горячему боку Старого, где обычно прела еда в миске.
– Мама! – закричал очнувшийся Ась. – Не надо!
– Лежи и не вздумай дергаться. Здесь все быстрее заживает.
Впрочем, еще никто и никогда не пытался лечить такие раны. Бывали полученные во время работы ссадины и даже переломы, но такое случилось впервые.
– Я домой хочу!
– Ты свое отхотел. Теперь терпи. Вечером я приду и перевяжу руку еще раз. А пока не вздумай трогать повязку.
– Ты куда?