Странный мир. Истории о небывалом

Жизнь пошла прежним порядком, только теперь Леня перестал прогибаться перед Колькой. Другим пацанам он с готовностью подсказывал на уроках и давал списывать, но Колька Пинтюхов прочно попал у него в черный список. Колька исходил на пену и лелеял планы мести.

– Думаешь, один раз повезло – всю жизнь козырем будешь ходить? Погоди, у меня рука заживет – у тебя заболит.

Леня молчал и ждал. У Кольки давно сняты швы с порезанной руки, а обещанная месть медлит.

Между тем мальчишки в школе прекратили по мелочам приставать к Лене. Вроде бы ничего в его поведении не изменилось, но одноклассники почувствовали в нем силу, хотя и не понимали ее природу. А Колька к тому же не знал ее пределов и потому решился напасть.

Ноябрьским вечером Леня возвращался со спевки хора. Не то чтобы он сильно любил петь, но маме очень хотелось, чтобы сын увлекался чем-нибудь безобидным, и Леня послушно посещал занятия, где распевал «Я фотограф лучший в мире» и другие скучные песенки, которые так нравятся учительницам музыки. К тайному Лениному удовольствию, голос у него начал ломаться, так что на хор оставалось ходить недолго.

Ноябрьские вечера темны, но Леня, отлично видевший в темноте, предпочитал сокращать дорогу, проходя задворками мимо огородов, которых в городке было более чем достаточно. Там его и поджидал Колька Пинтюх с тремя корешами, которые не так часто второгодничали, как Колька, уже расплевались с девятилеткой и были сброшены в местную путягу.

– Ну что, сучонок, допрыгался? – приветствовал Колька врага.

– Четверо на одного? – Лене совершенно не было страшно, незабываемый вкус крови затмевал все чувства.

– А мы с тобой не силами меряться пришли. Мы тебя убивать будем.

Один из путяжников поудобнее перехватил штакетину, выдранную из забора. Ржавые гвозди, торчащие из штакетины, веско подтверждали правоту Колькиных слов.

– Интересно было бы узнать: за что? – в голосе жертвы было мало мольбы, а в основном – презрение.

– Было бы за что, вовсе бы убили, – невпопад ответил Колька.

Жаль, что сумерки не позволяли как следует рассмотреть Ленино лицо. Зрачки его на мгновение расширились, словно залитые атропином, затем сжались в точку, но теперь радужка, прежде безразлично серая, стала хищно-желтой. Людоед вышел на боевой режим. Перед ним были не смертельно опасные хулиганы, а куски лакомого мяса, покуда не понявшие, в какую передрягу они влипли.

Колька бросился в битву первым. Ему не терпелось вмазать кулаком в беззащитную Ленину физиономию, сбить мальчишку с ног, а потом упавшего будут добивать ногами, рейкой – чем придется.

Леня легко перехватил медленный Колькин прыжок, развернул нападавшего, чтобы Колька отлетел под ноги приятелям. Перед глазами мелькнула безвольно болтающаяся Колькина голова, и Леня успел удивиться, какая, оказывается, тонкая у Кольки шея. Оскаленные челюсти сами потянулись к хрупкому горлу.

Леня не знал, что заставило его удержаться от смертельного укуса. Может быть, долгие вечера с мамой, намертво въевшееся в душу убеждение: нельзя, нехорошо причинять вред другим. Леня дернулся в сторону, но зубы, опережая сознание, клацнули и скусили вкусное Колькино ухо.

Колька взвыл. Приятель его, не особо разбираясь, саданул штакетиной, но та непонятным образом переломилась и заехала гвоздем в лоб владельцу. По счастью, крови почти не было, иначе Леонид окончательно потерял бы голову.

Третий нападающий отлетел в сторону с воплем: «Идиот, ты мне руку сломал!» – а четвертый, не дожидаясь исхода неудачного махача, кинулся бежать.

Леонид гулко сглотнул слюну. Его трясло. В сгущающейся тьме он отлично видел три копошащихся тела. Парной аромат мяса дурманил голову.

Дома у Лени не культивировалось вегетарианство – о нежелательности такого воспитания маму предупреждали, еще когда Леня был сосунком, – но мясо на обед бывало редко и непременно тщательно перемолотое. И здесь не просто мясо – говядина или свинина, – а человечина, живая, стонущая. Такого удара по нервам выдержать было невозможно. Леонид бежал вслепую, зажав лицо ладонями, но и сквозь ладони пробивался тот запах, что снился ему ночами.

Мама ни о чем не расспрашивала, когда увидала сына и его рот, перемазанный кровью, лишь гладила по голове, словно маленького, а когда Леня уснул, плакала, с ужасом ожидая утра и вести, что ураганом пронесется по городку. Из уст в уста будет передаваться новость, что кто-то из жителей найден не просто убитым, но обглоданным, как не по силам никакому зверю.

Бывает в жизни счастье. Утром оказалось, что ночь прошла спокойно, если не считать, что местное хулиганье устроило драку с тяжкими телесными повреждениями, но без смертоубийства. Полиция, привыкшая к таким разборкам, даже дела заводить не стала, тем более что жалоб от пострадавших не поступало. Подумаешь, сломали руку, оборвали ухо… Раньше надо было уши обрывать – глядишь, ума бы прибавилось.