Страшные сказки братьев Гримм

Девушка, теперь уже бывшая королева, согласно кивнула и с тяжелым сердцем покинула замок, унося на спине ребенка. Ночь опустилась на землю, на небе сиял месяц, где-то в тени хохотал Дьявол, ведь несчастливая жизнь была ему больше по нраву, чем быстрая смерть, и теперь он мог заняться другими делами.

* * *

На этом история не закончилась, она продолжилась, продолжила свой путь и девушка, сквозь мрак пробираясь по лесу, пока наконец не набрела на пустой старый дом. Окна с треснутыми стеклами, часть крыши съехала вниз. Но это какой-никакой кров, и табличка над дверью гласила: «Заходи и живи здесь всякий человек». Когда девушка прочла надпись, у нее внутри будто что-то оборвалось. Она не плакала с того дня, когда спаслась от рук Дьявола, но сейчас слезы побежали из глаз.

Она плакала, входя в дом.

Плакала, садясь на кровать и снимая серебряные протезы.

Плакала, прикладывая ребенка к груди, и слезы, которые, казалось, никогда не остановятся, капали на ее культи. Эти слезы дважды спасали ее жизнь и душу.

Но два – не магическое число. И совсем другое дело три. Может, из-за этого. А может, оттого, что благодаря неразрывной связи с Дьяволом девушке передалась частица его чародейства, его темного колдовства, превратившегося в ее чистой душе в светлое волшебство.

Или, может, причина была в чем-то еще.

Но только когда она наконец стала засыпать, то почувствовала в культях странную тянущую боль.

* * *

Утром девушка проснулась оттого, что солнце светило ей в лицо. Ей снился король. Снилось, что он вернулся домой и ищет ее и ребенка. И не для того, чтобы учинить над ними расправу, а чтобы вернуть их. Во сне король искал их семь лет, и наконец, нашел, но так исхудал за это время, что она с трудом узнала его.

Молодая мать взглянула на младенца, все еще спокойно спавшего. Во сне ему было семь лет, он очень напоминал отца. Она еще не подыскала ему имя, но раздумывала, не назвать ли ребенка Йертесорг («сердечная тоска»). Сын короля, обреченный жить в нищете. Девушка почувствовала, что слезы снова подступают к горлу, но сдержалась. Она наплакалась вволю и больше плакать не желала.

Она протянула к сыну свою искалеченную руку, чтобы отодвинуть прядку волос с его лба.

И увидела их.

Свои руки. Теперь они заканчивались не уродливыми обрубками, а мягкими, нежными ладошками. Настоящие, живые руки выросли за одну ночь.

– Но как? – пролепетала она, не сводя глаз со своих рук. Кожа на ладонях и пальцах была гладкая и чуть светлее, чем на остальной части рук. Она сжимала и разжимала кулаки. Посмотрела на сына и с бьющимся сердцем подняла его – не холодными, ничего не чувствующими серебряными руками, а теплыми и мягкими, – погладила по щечке, провела пальцами по пушистым волосам. Почувствовала его. Впервые за все время по-настоящему почувствовала его, и благодарная улыбка тронула ее губы.

Тут раздался стук в дверь.

– Кто там? – в испуге спросила она, крепче прижимая к себе ребенка.

– Я, – раздалось в ответ, и король распахнул дверь.

Она боялась увидеть меч в его руке и безумие во взгляде. Увидеть в его глазах страшного Дьявола, трижды лишенного своей добычи. Боялась, что теперь потеряет больше, чем просто руки.

Но взгляд короля был нежным и неуверенным, он плакал.

– Я искал вас всю ночь, – произнес король. – Этот приказ… Я его не писал. Кто-то подменил письмо.

– Кто-то, – откликнулась девушка, почувствовав, как мурашки побежали по рукам.

– Мы оба знаем, кто. Когда я увидел глаза и язык… – король затряс головой, дрожа всем телом. – Я думал, что потеряю рассудок. Но мать рассказала, что отослала вас. И мой сын цел и невредим.

– Он бесподобен, – сказала молодая мать, показывая ему ребенка. Тот как раз стал просыпаться, и слезы еще быстрее заструились по щекам короля. – Я хотела назвать сына Йертесорг, но теперь мне кажется, что это неподходящее имя. Как ты смог так быстро вернуться?

– Я отправил письмо, и после этого мне приснилось, что вы в опасности. И я сразу пустился в путь.

– А война?

– Победа уже близка. А если бы… К чему мне королевство без вас? – он осторожно взял ребенка и тут заметил, что руки жены больше не блестят на солнце. – Твои руки… Они… Они…

Она кивнула, взяв его лицо в ладони. С улыбкой вытерла ему слезы.

* * *

А что случилось с родителями девушки? Отцом, отрубившим руки собственной дочери, чтобы Дьявол смог ее забрать, и матерью, молча потакавшей своему мужу? Получили ли они в конце концов по заслугам или жили долго и счастливо до самой смерти?

Нам ничего об этом неизвестно.

Может, однажды они увидели проезжавшую мимо золоченую карету и сидящую в ней королеву. Может быть, подумали, что она похожа на дочь, которая когда-то была у них, но погибла, – так они договорились думать. И может, они заметили сидящего у нее на коленях юного принца, и, возможно, мальчик спросил мать, не знает ли она вон тех людей, и, может, она ответила да, а может, нет, а может, карета просто покатила дальше.

Нам ничего об этом неизвестно, и иногда так бывает. Нам ничего об этом неизвестно.

И, может, оно и к лучшему.