Страшные сказки с Чёрного корабля

Но моряки сделаны из другого теста. Им нужно чувствовать, как корабль под их ногами перекатывается по волнам. Им хочется слышать скрип туго натянутого такелажа и треск до отказа надувшихся парусов.

Без ветра в парусах и без волн на море корабль неподвижен, будто заперт во льдах. Это воплощение красоты, которое может доставить тебя в любой из четырех концов света, в безветренную погоду превращается в понурого бесполезного зверя.

Вместе с кораблем остановилось и время, и, чтобы скоротать долгие часы бездействия, несколько моряков набились в капитанскую каюту и стали вспоминать разные истории, ведь моряки любят их, как никто, – и рассказывать, и слушать.

Все расселись за длинным столом с разложенными на нем картами. Низкий покатый потолок ребрился балками. Витражное окно выходило на корму. Единственным источником света в каюте служил фонарь.

Этот фонарь моряки передавали друг другу по очереди, и, пока кто-то из них вел рассказ, сидящие вокруг слушатели молча смотрели на его жутковато подсвеченное лицо.

Юнга Джейкоб снова наполнил стакан капитана и отошел; он тоже слушал истории. Сейчас была очередь Гибсона, угрюмого коренастого моряка с побережья Нортумберленда: когда он говорил, в свете фонаря у него во рту поблескивал золотой зуб.

– Той ночью мы налетели на риф, – прорычал он. – Звук был ужасающий. Дерево ломалось и трескалось так, будто его пожирало огромное чудовище. Корабль тонул, в него ударила мощная волна, и он разломился надвое.

Со всех сторон в море падали люди. Было слышно, как они кричат и зовут на помощь, и их голоса были полны такого страха, какой испытывают моряки, когда палуба уходит у них из-под ног.

Тем, кто утонул сразу, повезло, благослови их Господь, они умерли достойной моряцкой смертью и опустились на самое дно, где упокоились вместе со своим кораблем.

Те из нас, кто еще держался на плаву, теперь видели, что за рифом есть остров. Он был далеко, но это был шанс, а пловец я хороший. Но не успел я сделать первый гребок, как раздались крики.

Тех, кто плыл впереди меня, волны несли прямо на рифы. Некоторым из вас эти рифы знакомы. Эти рифы усеяны острыми кораллами и утыканы раковинами. Разодрать о них кожу можно в минуты.

Одного за другим моих товарищей швыряло на смертоносный риф, который терзал и пожирал их, но меня, по счастью, отнесло дальше в море, я держался на поверхности чернющей воды и слушал их предсмертные крики.

Наступил рассвет, и остров стал ясно различим, но так же ясно было, что мне никогда до него не доплыть, ведь риф простирался дальше, чем хватало глаз, и преграждал мне путь.

Зато я отчетливо видел, что стряслось с моими товарищами. Никому не пожелаю наблюдать такую картину: между мной и рифом плавало зловонное месиво из плоти и крови, от которого вытошнило бы даже мясника.

Первый плавник промелькнул так близко от меня, что я почувствовал след, который акула, проплывая, оставила в воде. Через несколько минут акул было уже с десяток. Я думал, что все мои товарищи уже мертвы, но, когда акулы начали кормиться, снова поднялись крики. К счастью, эти мучения длились недолго.

Один старый морской волк сказал мне однажды, что акулы чуют движение так же, как чуют кровь, и штука в том, что нужно не шевелиться. Вот я и попытался замереть, хотя мне и приходилось перебирать ногами, чтобы меня не отнесло к рифу.

Акулы все набивали брюхо, рыбы поменьше подплывали, чтобы подобрать кости, а морские птицы опускались к поверхности воды и взлетали, держа в клювах отвратительные ошметки мяса.

Насытившись, акулы устремились прочь, их плавники разреза́ли воду, словно шхуны с черными парусами. Одна за другой они проскользнули мимо. Одна из них даже задела меня, и рукой я ощутил ее лоснящуюся шкуру.

Последняя акула развернулась, чтобы последовать за остальными, и я обрадовался: она выбрала путь вдалеке от меня. Но, поравнявшись со мной, акула поколебалась и изменила направление. Она медленно проплыла мимо моих ног. Я видел, как ее жуткие бездушные глаза закатились, и тут она вильнула, схватила меня зубами за бок и сильно сжала челюсти.

Было так больно, что я даже не смог закричать, но чудом сообразил выхватить нож, висевший на поясе в ножнах, и ударил акулу изо всей силы. Она отдалилась от меня, держа в челюстях кусок моей плоти, нож застрял у нее в голове.

Теперь я истекал кровью, а возможности попасть на остров по-прежнему не было. Акулы рано или поздно вернутся; оставалось лишь надеяться, что к тому времени я буду уже мертв.

– Тебя послушать, Гибсон, так акулы каждый раз откусывают от тебя кусок побольше, – сказал тощий корнуоллец Финч.

Почти все засмеялись, и Гибсон, немного покраснев, тоже к ним присоединился. Джейкоб воспользовался возможностью и схватил фонарь.

– Я могу рассказать историю, если только вы осмелитесь послушать!

Два-три моряка фыркнули и знаками велели ему вернуть фонарь на место.

– Брось, парень, – сказал один. – Это мужские дела. Слушай, если хочется, но рассказывают пусть другие, им-то есть что рассказать. К тому же Гибсон еще не кончил.