В конце концов Бенсон навесил дверь, и наблюдать за работами стало невозможно. Филип иногда останавливался в коридоре и смотрел на дверь и свет, который из-под нее сочился.
Теперь, когда за Бенсоном и Томми не наблюдал ни Филип, ни их наниматели, они в два счета закончили комнату и принялись за вестибюль и лестницу, как велела мать Филипа.
Филип стоял в коридоре на верхнем этаже, пока рабочие выносили из комнаты инструменты и освобождали ее. Томми подмигнул ему. Они оставили дверь открытой. Филип помедлил, но любопытство победило страх, и он шагнул внутрь.
В только что окрашенную и оклеенную обоями комнату лилось солнце, освещая парящую в воздухе плеяду пылинок. С тех пор как он побывал здесь последний раз, комната совершенно изменилась, и Филип подумал, что находится в совсем другом помещении.
Он знал, что трещина, должно быть, все еще там, под слоем обоев, но так совсем не казалось. Она словно никогда и не существовала, как не существовали и комната за ней, и таинственный жилец. Словно это в разуме Филипа появилась трещина, словно надломилось его воображение.
Он все равно ни за что не хотел бы спать здесь, но находиться в комнате было удивительно приятно. Филип ухмыльнулся, довольный, что ему удалось преодолеть страх перед этим местом.
Вдруг дверь за его спиной захлопнулась, и Филип подбежал к ней. Он подергал дверную ручку, но ее словно кто-то держал с другой стороны, и она не поддавалась.
— Мистер Бенсон! — закричал Филип, уверенный, что это рабочий. — Пожалуйста, выпустите меня!
Никто не ответил. Филип снова потянул ручку, но безрезультатно.
— Томми! — закричал он. — Это ты? Пожалуйста, выпусти меня! Пожалуйста!
Ответа опять не последовало. Филип глубоко вздохнул и замер, стараясь не издать ни звука. Он надеялся, что, кто бы это ни был, он подумает, что Филип отпустил ручку, и ослабит хватку. Филип собирался внезапно дернуть дверь, но услышал за спиной какой-то шум.
Сперва он не понял, откуда этот шум доносится. Что бы это ни было, звук был такой, будто что-то движется. Но где? Комната ведь пуста. Он крикнул снова, но никто не отозвался. Шум становился громче. Филип подумал было, что под половицами или по крыше ползает мышь, но сразу отверг это предположение. Звук был не такой, как от семенящих шажков. Звук был скользящий.
И тут краем глаза он заметил его: почти неуловимое движение. Он попытался рассмотреть, что же это, но не увидел ничего, кроме стены и обоев. Что-то шевельнулось снова.
Там, под обоями, что-то было. Разглядеть было сложно, но кое-где обои совершенно точно топорщились, и вздувшийся бугорок быстро двигался по стене.
Филип смотрел, как что-то плавает под обоями, завороженный тем, как они приподнимаются, и природа этого незримого и непостижимого явления пугала его, но и завораживала. Затаив дыхание, он гадал, что же это такое.
И все же Филип знал, что это связано с трещиной и тем человеком, кем бы он ни был. И действительно: бугорок начал описывать круги вокруг того места, где находилась трещина. С каждым разом эти круги сужались, и в конце концов бугорок, дрожа, остановился, приняв форму неровного отверстия под обоями.
Филипа разрывало: тело говорило ему бежать или по крайней мере броситься в самый дальний угол комнаты, подальше от трещины. Каждый мускул инстинктивно понимал, что нужно спасти Филипа от опасности. Его наэлектризованный мозг трепетал от страха и ужаса.
Однако отчего-то он будто прирос к месту. Другая часть Филипа пульсировала от любопытства, восхищения и желания. Каждая клеточка его тела, каждый натянутый нерв приказывали ему бежать, но было совершенно невозможно сопротивляться желанию узнать, что за сила скрывается там, под цветными обоями.
Филип протянул руку и коснулся обоев. Это был как будто обычный пузырек воздуха, оставшийся после поклейки. Филип сжал его ногтями, сорвал обои, и кусочек упал на пол.
Он подался вперед, сердце глухо билось. Трещина больше не была темной. Из нее сочился странный голубоватый свет, который так и притягивал к себе.
Филип заглянул в трещину и снова увидел комнату. Она купалась в том же тусклом голубоватом свете, который проникал теперь в широко раскрытый глаз мальчика.
На этот раз комната выглядела заброшенной: потрепанная, захудалая и невыразительная копия той, в которой стоял Филип. И вдруг, заслонив собой все помещение, снова появился человек, и его выпученный, налитый кровью глаз оказался в каких-то дюймах от глаза Филипа.
Мальчик отскочил как ужаленный, упал на спину и пополз к противоположной стене, не сводя взгляда с разорванных обоев и трещины, которая снова потемнела и теперь зияла, словно глубокая темная рана. Загрохотала дверная ручка, и дверь распахнулась. Филип закричал.
В комнату вошел Бенсон.
— Что это ты тут делаешь, а? — Он наклонился к Филипу. От него пахло пивом.
— Ничего, — ответил Филип. — Я просто смотрю.
— А я думал, парень, ты боишься сюда входить. — Бенсон зловеще ухмыльнулся. — Я думал, ты говорил, что тут какой-то призрак.
Филип все смотрел на противоположную стену, и Бенсон проследил за его взглядом. Он увидел разорванные обои и ругнулся.