Какой бы тревожной ни была эта теория, она полностью объясняла нежелание Женщины в белом раскрыть свое имя и немного — ее необычное поведение.
— Боюсь, здесь произошло что-то нехорошее, — сказал я, не сводя с нее глаз. Хватит ли у меня сил добраться до двери? Я мог бы разбить стекло саквояжем Хирурга. Может быть, ее получится открыть с другой стороны.
— Правда? — прошелестела она.
— Да. Не может быть, чтобы все эти люди так крепко спали так долго. — Я хлопнул в ладоши и громко топнул. — Видите?! — закричал я, и мой голос надломился. — Их не разбудить!
Я даже не старался скрыть в голосе обвинительные нотки. Я не буду молчать и не позволю этой женщине совершить надо мной зло. В конце концов, я сын своего отца.
— Вы вдруг очень обеспокоились, — сказала Женщина в белом.
«А
Женщина в белом улыбнулась, а затем абсолютно безмятежно посмотрела в окно.
— И к чему же все эти размышления вас привели? — спросила она.
Я нахмурился, затрудняясь вспомнить, произнес ли я то, о чем думал, вслух.
— Не знаю, — ответил я. Мне не хватало смелости открыто обвинить ее в чем-либо, не имея доказательств.
Я вытащил часы и вспомнил, что они остановились. Я сердито встряхнул их и встал, чтобы снова попробовать открыть окно, но его заело намертво. От досады я стукнул по нему, схватил Фермера за лацканы куртки и потряс. Он не проснулся.
— Успокойтесь, — сказала Женщина в белом.
— Успокоиться, говорите вы?! — закричал я в панике. — Мне кажется, мы сохраняли спокойствие уже достаточно долго! Что с ними? Что вы с ними сделали?
— Что я сделала? — Она, кажется, слегка обиделась. — Вы считаете, что за их состояние в ответе я?
— Я… я… Думаю, что да, — пролепетал я.
— Уверяю вас, я здесь ни при чем. Пожалуйста, сядьте.
Стоило ей произнести эти слова, как я почувствовал, что ноги меня больше не держат. Не оставалось ничего, кроме как добраться до сиденья прежде, чем я упаду. Проклиная свою слабость, я собрал последние силы, чтобы противостоять ей и защититься.
— Мисс, я настаиваю, скажите мне, который час, — сказал я, пытаясь придумать, как бы выгодно выйти из этого положения. Вдруг у нее в сумочке пистолет? Теперь я был уверен, что имею дело с женщиной, которая не остановится ни перед чем, чтобы достичь своей извращенной цели. Что бы сделал на моем месте Шерлок Холмс?
— Который час? — повторила она с улыбкой.
— Да! — ответил я громко, надеясь показать, что я не такого робкого десятка, как она могла бы предположить. Я обрадовался, увидев, что моя настойчивость возымела эффект. Она взглянула на часы и кивнула.
— Что ж, Роберт, настал
— Что вы хотите сказать? — спросил я с раздражением.
К моему изумлению, она подалась вперед, схватила меня за галстук и, прежде чем я успел понять, что происходит, притянула мое лицо к своему.
Мы поцеловались. Но это было не похоже на тот нежный поцелуй, которым мы обменялись с Честити Мэннингтри в беседке на свадьбе моего кузена этим летом. Этот поцелуй не был взаимным.
Она положила вторую руку мне на затылок и прижалась своим лицом к моему с такой силой и страстью, каких я не ожидал от женщины.
Я пытался вырваться. Я уверен, что пытался. И все же в ее поцелуе было нечто подавляющее, нечто опьяняющее. Мне казалось, что я падаю с огромной высоты куда-то в затянутую туманом долину далеко внизу.
Не могу сказать, как долго я падал и как долго бы это еще продолжалось, но мое подобное сну падение вдруг прекратилось, и меня будто выхватили из него.
Вместо мягких губ рассказчицы я чувствовал на своих губах что-то совсем другое. Я распахнул глаза. К моему лицу прилепилось чужое, и я вырвался, задыхаясь и кашляя.
— Что это еще такое?! — сбивчиво заговорил я, глядя на мужчину с усами, который только что, кажется, целовал меня. Теперь я видел, что он одет в черный полицейский мундир с латунными пуговицами. Что здесь происходит?
— Джордж спас тебе жизнь, парень, — сказал второй мужчина в такой же форме, — тоже полисмен — которого я только что заметил. — Иначе бы ты точно отдал Богу душу.
Я уставился на них в ужасе и замешательстве.
— Это называется дыхание рот в рот, — пояснил первый полисмен. Я выплюнул волосок от его усов и оглянулся: на меня нахлынули звуки и запахи этого места.
Я был так сбит с толку, что подумал, не умер ли я и не попал ли в ад. И, если так, я хотел бы, чтобы мне предоставили побольше возможностей нагрешить, поскольку подобный приговор, несомненно, слишком суров для того, кто вел, прямо скажем, жизнь скучную и праведную. Но я не умер. Теперь это было ясно.
Придя в себя, я словно оказался в романе мистера Уэллса «Война миров». Поезд лежал на боку, словно мертвое животное, разбитый и искореженный, сломанный, зияющий пробоинами. Вокруг все кричали и звали на помощь.