Страшный суд. Пять рек жизни. Бог Х (сборник)

— Бог слаще всех конфет, — сказал он мне на прощанье.

Индийская святость прямолинейна, как американские доктора, в которых не верят лишь невежественные люди.

— В свои семьдесят пять лет он выглядит моложе тебя, — не без злорадства сказала мне фрау Абер, садясь в машину. Обезьяны совсем по-людски оглядывались на проезжающие грузовики, чеша у себя в затылке.

— Он спит отдельно, — строго ответил я. — Постой!

Вдруг осенило. Я выскочил из машины и побежал по ступенькам вниз к скромной хижине на берегу Ганга. Районный аватар сидел в позе лотоса и ел палочками спагетти в томатном соусе.

— Гуру, — сказал я. — Поменяйте поля фрау Абер!

— Хау? — спросил гуру, откидывая палочки. — Уот фор?

Я жарко зашептал ему что-тона ухо. Вместо ответа гуру положил мне в карман зеленый лингам.

Любительский снимок

С лицом прилежного Ганеша, в дутых звенящих браслетах на щиколотках Индия пала к ногам фрау Абер.

— Путешествия укорачивают жизнь, — объяснила она Индии. — Чтение о них делает ее практически бесконечной!

Я с восхищением смотрел на нее. Индия урчала от восторга.

Хороший писатель не отвечает за содержание своих книг. Они значительнее автора. Всякая книга задумывается как овладение словом, но во время овладения автор призван совершить акт самопредательства — сдаться слову, позволив ему восторжествовать над собой. Все остальное лишь порча бумаги. Фрау Абер не столько даже сдается, сколько отдается слову, причем с явным опережением любовного графика.

В этом, наверное, основное отличие женской экритюрот мужской. Гордо реет фрау Абер вражеским флагом победы над Рейхстагом. Фрау Абер — новый шаг немецкой литературы, занесенный в вечность. На сегодняшний день фрау Абер — лучший современный писатель Германии. Она любит «автоматическое письмо», завещанное сюрреалистами, когда слово непредсказуемо вычерчивает вензеля, не сверяясь с волей создателя. «В своих книгах я кружусь по кругу», — признается фрау Абер, выдавая главный секрет харизматической неспособности справиться с текстом.

Ее тексты озвучивают состояния, преодолевающие материальную вязкость речи. Это, скорее, пробелы и умолчания, нежели платоновские диалоги. В книгах фрау Абер речь идет не о любви к миру, а о любви как запаху страсти. Вы когда-нибудь нюхали у мужчины за ухом? — а она нюхала! Длинными лиловыми ногтями она вам порвет любые трусы, невзирая на пол — но не рвет; сегодня она — выше пояса.

В ее случае Восток помог женщине. Зеленый лингам — талисман. Слово фрау Абер стремится к бессловесности, которая то мнится отсутствием человеческого общения, то — его высочайшим смыслом. От неореалистических штампов и перепевов трэш-литературы, навороченных в ранних романах, фрау Абер быстрой походкой худой решительной немки, которая презирает колготки, идет к самой себе, чтобы раствориться в себе бесследно. Умри — лучше не напишешь.

Писатель — сексуальная скотина. Биографически у него с сексом установлены спецотношения. Фрау Абер — тому пример. Но легко ошибиться, приняв безумие за предрасположенность к творчеству. Жизнь фрау Абер, какой бы лихой ни была, раскручивается как следствие ее писательства, а не его причина. Энергия слова сильнее, чем инцест или коммунистическая партия. Впрочем, это не значит, что фрау Абер не может увлечься как тем, так и другим. О чем и речь.

Смысл творчества

Я ехал на Ганг за смыслом смерти, а нашел там разгадку смысла творчества.

Ганг замышляется как небесная река, несущая искупление. В Гималаях сила и чистота ее потока равны представлению о начале. Ганг в Гималаях — метафора креативности. У него вода цвета таланта.

Ганг, как и творчество, есть конфликт между замыслом и исполнением. Спускаясь с гор, Ганг обретает земную силу в обмен на утрату своей чистоты. Даже у подножья Гималаев, в Ришикеше и Харидваре, Ганг еще настолько силен своей чистотой, что народ боится ловить в нем рыбу. Ловля рыбы приравнена к преступлению. С моста видна рыба всех форм и размеров, она становится наваждением для человека как хищника.

Но в долине из небесной реки Ганг превращается в человеческую. Он вбирает в себя нечистоты жизни. Каждый, кто купается в Ганге, особенно в святых городах, смывает свои грехи. Ганг в буквальном смысле превращается в поток грехов. Он, как и творчество, обременен людским несовершенством.

Смысл творчества есть наполнение нечеловеческого замысла человеческим содержанием, есть перевод его сущности на человеческие символы, есть искажение. Исполнение — не только раскрытие смысла, но и сокрытие. Нечистоты, которые обрушиваются в Ганг, начиная с первого города в горах, Уттаркаши, и кончая Калькуттой, суть нечистоты отношения к замыслу.