Это произошло в Теофиполе Хмельницкой области. Издавна здесь в одиночестве проживала всеми уважаемая набожная вдова почтенных лет графиня Анна Павловна Чижова. Она была особенно близка с подругой своих юных лет Елизаветой Петровной Орловой. Но неожиданно неразлучные подруги настолько сильно поссорились, что Анна Павловна, внезапно заболев, приказала своим родным не пускать на похороны Елизавету Петровну, если последняя к ней, мертвой, придет прощаться. Священник, призванный в одиннадцать часов ночи напутствовать заболевшую, узнал о непримиримой вражде почтенной вдовы с ее прежней приятельницей и стал уговаривать больную простить в душе свою обидчицу и только тогда приступить к принятию Святых Таин. Больная послушала своего духовного отца. В ту же ночь Орлова, ничего не знавшая о внезапной болезни Анны Павловны, среди крепкого сна пробудилась от ощущения чьего-то реального присутствия и услышала умоляющий о прощении голос Анны Павловны. Проснувшись, она зажгла свечу, но никого не увидела. В скором времени она снова уснула. Но вдруг Орлова услышала крик своей дочери, девушки четырнадцати лет:
– Мама, иди сюда, здесь ходит Анна Павловна! Вот она, вот пошла, смотри!
Орлова зажгла свечу, и опять никого и ничего. Часы показывали три часа ночи. Мать и дочь совершенно явственно ощущали присутствие Анны Павловны. На другой день Орлова получила известие, что Чижова умерла ровно в три часа ночи. После погребения священник, согласно распоряжению покойной, вместе с понятыми описал все ее имущество, лучшие вещи сложил в сундуки и отправил в церковный дом до приезда сына, оканчивавшего Академию художеств, разные же коробочки и мешочки побросали в угол как ненужный хлам. Через два дня после смерти Чижовой к священнику прибежала испуганная, взволнованная племянница покойной и сказала:
– Сегодня мне явилась моя тетка Анна Павловна и велела вам, батюшка, передать, что вы нехорошо распорядились ее имуществом, нажитое потом и кровью для сына побросали в угол!
После этого они пришли в дом, стали перебирать коробочки и нашли среди лоскутов пятьсот рублей. Через несколько дней, кажется, на шестой после смерти, Анна Павловна явилась священнику и, как бы в благодарность, сказала:
– Не бойся своей болезни, а опасайся вот чего, – и сделала ему предостережение.
Действительно, по свидетельству почтенного священника, ее предсказания сбылись.
Сто лет тому назад в городе Владимире, на Клязьме, была парикмахерская некоего Павла Васильевича Карова. У этого парикмахера в Москве жил родной брат Сергей Васильевич Каров, тоже парикмахер. На пятой неделе Великого поста Сергей Васильевич опасно заболел и умер. Его родная сестра, жившая с ним, тотчас сообщила о смерти его брату Павлу во Владимир. Но так как железной дороги в то время еще не было, а распутица и бездорожье были ужасными, то Павел Васильевич не счел возможным поехать на похороны к брату.
Наступила Пасха. В первый день праздника, часов около десяти вечера, Павел Васильевич прилег на диван и задумался. Вдруг открылась дверь и в комнату вошел покойный Сергей Васильевич. Он перекрестился, подошел к Павлу Васильевичу и сказал:
– Христос воскресе, Паша!
Тот сильно испугался, но когда Сергей Васильевич подошел поцеловаться, Павел ответил ему:
– Воистину воскресе!
Они поцеловались. Затем покойник сел рядом с братом на диван.
– Наша матушка тебе кланяется, ей там хорошо, – сказал Сергей Васильевич брату.
– Да ведь ты, Сережа, умер? – спросил Павел брата.
– Да, действительно, я умер.
– Как же ты пришел?
– А нас отпускают.
Кое-как ободренный Павел Васильевич встал, взял трубку и, закурив ее, предложил брату, но Сергей Васильевич отказался, сказав:
– У нас не курят.
Не веря своим глазам, Павел Васильевич начал тихонько ощупывать сюртук брата и оценивать, какого он качества. Оказалось, что сюртук был драповый, известного покроя, и у Павла Васильевича не осталось больше сомнений, что перед ним сидит именно его брат Сергей.
Побеседовав, Сергей Васильевич изъявил желание пойти домой и, выйдя от Павла, направился прямо к церкви Николы Зарядного, где скрылся в колоннах паперти.
Во время беседы с Павлом Васильевичем брат сообщил ему следующее:
– Когда меня похоронили, то сестра, взяв в свою пользу все мое добро, до настоящего-то не добралась. У меня в моем сундуке двойное дно, и сделано так незаметно, что, не зная об этом, его нельзя найти. Вот ты и возьми себе этот сундук. В нем положено сто пятьдесят рублей и расписка князя Голицына за год за бритье. Он отдаст тебе деньги.
Теперь Павлу Васильевичу осталось только проверить сказанное братом. В воскресенье на Фоминой неделе он выехал в Москву. Придя к сестре, похоронившей Сергея Васильевича, Павел расспросил о последних днях брата, а также о том, в чем он был похоронен. Сестра рассказала, что она положила брата в сюртуке таком-то, манишке такой-то. Словом, она описала все то, что видел сам Павел Васильевич на брате.
Он спросил сестру:
– А по-христиански ли брат окончил жизнь?
Сестра ответила:
– Да, он исповедался, причастился Святых Таин и пособоровался накануне смерти.