Страшный суд: Православное учение

– Павел! – сказал он опять, на этот раз, впрочем, с сочувствием и с еще большим оттенком грусти.

Я не мог сказать ни слова. Он снова назвал меня по имени и остановился. В этот момент я почувствовал какую-то внутреннюю потребность сделать то же самое.

– Павел! Бедный князь!

Я обратился к Куракину, который также остановился:

– Слышишь?

– Ничего не слышу, – ответил он, – решительно ничего!

Что касается меня, то этот голос до сих пор раздается в моих ушах. Я сделал отчаянное усилие над собой и спросил незнакомца, кто он и что ему нужно.

– Кто я? Бедный Павел! Я тот, кто принимает участие в твоей судьбе и кто хочет, чтобы ты не особенно привязывался к этому миру, потому что ты недолго останешься в нем. Живи по законам справедливости, и конец твой будет спокоен. Бойся укоров совести, для благородной души нет более чувствительного наказания!

Он пошел снова, глядя на меня все тем же проницательным взором. И если прежде я остановился, когда остановился он, так и теперь я почувствовал необходимость пойти только потому, что пошел он. Незнакомец молчал, и я не чувствовал особенного желания говорить. Я шел за ним, потому что теперь он как бы направлял меня. Это продолжалось около часа. Где мы шли, я не знаю. Наконец мы вышли к большой площади, между мостом через Неву и зданием Сената. Он пошел прямо к одному, как бы заранее отмеченному месту площади, где в то время воздвигался монумент Петру Великому. Я, конечно, последовал за ним. Он остановился и сказал мне:

– Прощай, Павел! Ты еще увидишь меня!

При этом шляпа его поднялась как бы сама собой, и моим глазам представился орлиный взор, смуглый лоб и строгая улыбка моего прадеда Петра Великого. Когда я пришел в себя от страха, его уже не было предо мной».

К какому именно времени относится это видение, определить можно только приблизительно. Великий князь рассказал его 10 июля 1782 года в Брюсселе в присутствии Оберкирх, которая, записав этот рассказ, свидетельствует, что Павел Петрович был искренно и глубоко убежден в реальности видения.

* * *

Архимандрит Антоний, наместник Троице-Сергиевой лавры, рассказал: «17 сентября я был у митрополита Филарета с обычным докладом о состоянии обители. После моего доклада преосвященный сказал:

– Я сегодня видел сон, и мне было сказано, чтобы я опасался девятнадцатого числа!

На это я заметил ему:

– Владыка, разве можно верить сновидениям и искать в них какое-нибудь значение? Как же можно обращать внимание на такое неопределенное указание? Девятнадцатых чисел в году бывает двенадцать!

Выслушав это, он с чувством сердечной уверенности сказал мне:

– Мне явился мой отец и сказал это. Я думаю с этого времени каждое девятнадцатое число причащаться Святых Христовых Таин.

Я сказал митрополиту, что это желание хорошее. Через два дня после этого, 19 сентября, на литургии в домовой церкви он причастился Святых Таин. В октябре он был в Москве, и девятнадцатого числа, в четверг, там причастился Святых Таин в своей домовой церкви. Вскоре наступил ноябрь, в котором роковое девятнадцатое число приходилось на воскресенье.

Пред этим все время владыка чувствовал себя хорошо и легко, принимал посетителей, ревностно занимался делами, иногда выезжал из дома. На неделе перед девятнадцатым числом он принимал одного из своих почитателей, который при прощании передал ему просьбу одной почтенной дамы, так уважавшей святителя, что она желала бы быть у него и принять его благословение. Владыка сказал:

– Пусть приедет, только прежде девятнадцатого числа.

Так глубоко засела в нем мысль об этом числе. 18 ноября, в субботу, владыка сказал своему келейному иеродиакону Парфению, что завтра он будет служить литургию в своей домовой церкви, чтобы все было приготовлено к служению. Старик Парфений, отличавшийся прямотой и откровенностью, решил заметить митрополиту, что тот устанет от служения и не сможет, пожалуй, служить в день Введения во храм Пресвятой Богородицы, что лучше бы тогда отслужить. Но владыка заметил ему:

– Это не твое дело, скажи, что я завтра служу!

Он отслужил литургию и в тот же день, девятнадцатого числа, скончался».

* * *

После смерти затворника Георгия (Машурина) в его дневниках нашли такую запись: «Когда все покоилось в мирной тишине, в самую глухую ночь, моя мать почивала на своем ложе, вдруг вся ее комната озарилась светом. Открылась дверь, свет стал ярче, в дверном проеме появился ее духовник, почивший уже несколько лет назад. Он нес икону. Батюшка тихо приблизился к ее кровати и благословил образом стоявшую в радостном трепете и объятую страхом свою духовную дочь и возвестил ей вожделенные слова:

– Во имя Отца и Сына и Святого Духа. Бог даст тебе сына Георгия. Вот тебе и образ святого великомученика Георгия!

Несказанно обрадованная Божиим благословением, мама приложилась к святому образу и, приняв его на свои руки, поставила в божницу. На этом видение окончилось.

Этот дивный сон сбылся: у нее родился сын Георгий. Все это я имел счастье слышать от моей матери».

* * *