Люс не стала спорить с Дэниелом, как он ожидал. Вместо этого она закричала и лихо дала ему пощечину.
Потому что это не была Люс. Это была Люсинда.
И хуже того, они еще даже не встретились в этой жизни. Она, должно быть, только вернулась из Лондона с семьей. Они с Дэниелом должны были вскоре встретиться на празднике летнего солнцестояния у семьи Констанс.
Он все это понял, увидев шок на лице Люсинды.
– Какой сегодня день? – спросил он в отчаянии.
Она подумает, что он сошел с ума. Стоя на другой стороне комнаты, он был слишком полон любви, чтобы заметить разницу между девушкой, которую уже потерял, и той, которую должен был спасти.
– Прошу прощения, – прошептал он. Именно поэтому он был так ужасен в путешествиях во времени. Он совершенно терялся в мелочах. Одно прикосновение к ее коже. Один взгляд ее глубоких карих глаз. Запах душистой пудры вдоль линии ее волос. Один общий вздох в тесном маленьком магазине.
Люсинда скривилась, посмотрев на его щеку. В зеркале место, по которому она ударила, было ярко-красным. Его глаза встретились с ее глазами – и показалось, что сердце сжимается. Ее розовые губы приоткрылись, и голова склонилась чуть вправо. Она смотрела на него как влюбленная женщина.
Это должно произойти определенным образом. Так, как суждено. Они должны были встретиться только на празднике. Как бы Дэниел ни проклинал свою судьбу, он не станет разрушать жизней, которые она прожила раньше. Только так она продолжала возвращаться к нему.
Он попытался выглядеть незаинтересованным и хмурым, насколько это было возможно. Скрестив руки на груди, отклоняясь, чтобы создать больше пространства между ними, переводил взгляд на что угодно, кроме той, на которую он хотел смотреть.
– Простите, – сказала Люсинда, прижимая руки к сердцу, – не знаю, что на меня нашло. Я
Дэниел не собирался с ней теперь спорить, хотя она столько ему надавала пощечин за все эти годы, что Арриана вела учет в маленьком блокноте на спирали с заголовком «Ты грубиян».
– Я ошибся, – быстро сказал он. – Я… Я перепутал вас с другой, – он уже и так слишком сильно вмешался в прошлое, сначала с Лючией в Милане, а теперь здесь. Он начал отходить назад.
– Подождите, – она потянулась к нему. Ее глаза были прекрасными карими сферами света, тянущими его обратно. – У меня ощущение, словно мы
– Боюсь, мне так не кажется.
Он уже дошел до двери и раздвигал занавески на окне, чтобы посмотреть, там ли все еще Кэм.
Он был там – стоял спиной к магазину и активно жестикулировал, рассказывая какую-то придуманную историю, в которой он точно был героем. Он мог обернуться в любой момент. И тогда Дэниела поймают.
– Пожалуйста, сэр, подождите, – Люсинда спешила к Дэниелу. – Кто вы? Мне кажется, я вас знаю. Пожалуйста. Подождите.
Ему придется рискнуть и выйти на улицу. Он не мог оставаться здесь с Люсиндой. Не сейчас, когда она вот так себя вела. Не сейчас, когда она влюблялась не в того Дэниела. Он уже прожил эту жизнь, и не так все это должно произойти. Поэтому ему необходимо бежать.
Дэниела убивала необходимость игнорировать Люсинду, уходить от нее, когда все в его душе кричало, чтобы он обернулся и летел обратно, на звук ее голоса, к ее объятиям и теплу губ, к чарующей силе ее любви.
Он распахнул дверь магазина и изо всех сил побежал по улице в сторону заката. Ему было все равно, как это выглядело для других горожан. Он пытался погасить огонь в своих крыльях.
Глава 7
Солнцестояние
Руки Люс были ошпарены, покрылись пятнами и болели до костей.
С момента прихода в поместье Констанс в Хелстоне тремя днями ранее она только и делала, что мыла бесконечные горы посуды. Она работала от рассвета до заката, оттирая тарелки, миски, соусники и целые груды серебряных приборов, пока в конце дня ее начальница миссис Мак-Говерн не накрывала ужин для слуг на кухне – жалкое блюдо холодного мяса, засохшие куски сыра и парочка твердых булок. Каждую ночь после ужина Люс мгновенно проваливалась в сон без сновидений, упав на койку в комнате на чердаке, которую делила с Генриеттой, еще одной служанкой на кухне – пышнотелой девушкой с торчащими зубами и соломенными волосами, приехавшей в Хелстон из Пензанса.
Объем работы поражал воображение.
Как одна семья могла пачкать столько тарелок, что две девушки работали двенадцать часов подряд? Но корзины с тарелками с налипшей едой продолжали поступать, и глаза миссис Мак-Говерн были все время направлены на тазик Люс. К среде все в поместье жужжали о празднике летнего солнцестояния, но для Люс это означало только больше тарелок. Она с отвращением уставилась вниз, на оловянный таз с грязной водой.