Страсть и бомба Лаврентия Берии

А дальше происходило вот что. Люди в разных концах страны получали повестки, по которым являлись в присутственные места. Там им сообщали, что в такой-то день и час им надлежит прийти на вокзал, сесть в определенный поезд и ехать до определенной станции, где им сообщат, куда дальше двигаться. А впереди были секретные зоны и города, в которых их ждала новая жизнь.

* * *

На месте в первую очередь им рассказывали, что они обязаны хранить в секрете все, что узнают в этой новой жизни. Адрес, род деятельности, имена других сотрудников — все или почти все держалось в секрете. Могли даже фамилию присвоить другую.

Секретность здесь была тотальная. Она распространялась на всех и вся. Тем более — на работающих в атомном проекте людей из высших эшелонов власти.

В целях секретности даже должности ближайших помощников Берии были изменены. По официальным документам они занимались вопросами развития сельского хозяйства…

Вот и Лаврентию Павловичу приходилось потеть даже при таком простом деле, как рассылка протоколов заседания Специального комитета.

В верхнем углу документа он написал: «Опросом. Членам Специального комитета». И поставил инициалы «Л.Б.».

Дальше ему предстояло заполнить такую форму:

«1. О перевозке из… к…

(Груз № 1)

В дополнении к решению Специального комитета от 4 августа 1949 г. (протокол № 83) возложить на товарища Завенягина руководство доставкой из конструкторского бюро № на учебный полигон №».

И так далее. Сделано все это для того, чтобы никто, даже машинистки, а уж тем более шпионы, не могли понять, о чем здесь говорится. Пробелы он заполнил сам от руки. И лично или через спецсвязь собирался отправить эту бумагу Сталину. И только они будут знать, о чем идет речь.

А речь в этот раз шла о перевозке заряда и взрывателей из конструкторского бюро на полигон.

Само изделие, которое они должны изготовить, называлось в целях конспирации «Реактивным двигателем Сталина», РДС. Правда, ученые, которые вообще любят все называть по-своему, расшифровали его как «Россия делает сама».

Физики любят шутки. И люди они не только знающие, но и веселые, с юмором, особой свободой мысли. Берия им не мешал юморить. Главное, чтобы работали с огоньком, с вдохновением. А сказочки о том, как они попадают в атомные города… Что ж, он и сам их любит послушать.

Недавно Курчатов рассказывал, как один из молодых специалистов, принятых на работу в проект, обмишулился.

Обычно приглашенным давали пропуск, на котором было указано, куда они должны явиться и ждать сопровождающего сотрудника. Одному такому был дан адрес: Москва, Главпочтамт, почтовый ящик № 49. Он все понял в буквальном смысле слова. Пришел на почтамт, увидел там почтовый ящик под номером сорок девять. И… стоял возле него целый день в ожидании…

Но шутками тут не отделаешься. Письма писать с режимных объектов не разрешалось. Родственникам приезжать — тоже. Звонить по телефону — только в исключительных случаях. И не с городского телефона в квартире, а только по предъявлении документа с телефонной станции. Вокруг объектов стоял забор. По периметру его охраняли военные. А воздушное пространство — ракеты. Внутри отделы, работавшие рядом, не должны были знать, чем занимаются соседи. Документы хранились в сейфах. Утром получи — вечером сдай под расписку.

Рассказывать «на воле», чем занимаешься, — боже упаси!

Один начальник отдела капитального строительства поехал в командировку в Москву да по пьяни и рассказал, чем занимается на военном объекте. Получил восемь лет.

* * *

Зато условия для работы внутри атомных городов создавались максимально комфортные. За этим Лаврентий Павлович следил строго. Обычно он приезжал на поезде в своем специальном вагоне к месту строительства и начинал, что называется, «разбор полетов».

Однажды он приехал на объект, где обогащается уран. Приехал, потому что из-за просчетов в первых конструкциях диффузионных машин, что изготовлялись в славном городе Горьком, были допущены конструктивные недочеты. И они не могли обогатить уран по изотопу-235 до нужных 90 процентов.

Три классных вагона его поезда были отцеплены от состава и поставлены на путях напротив здания дирекции завода.

Начались шумные совещания прямо в вагоне наркома. А затем, для полного понимания картины, руководителей стройки, научных сотрудников и представителей эксплуатационных служб по очереди стали вызывать к наркому «на ковер».

Берия понимал, что само его появление уже вызывает, с одной стороны, ужас работников, а с другой — заставляет их «шевелить мозгами» с огромной скоростью. Поэтому он старался много не говорить, а уж тем более не распинать людей, находящихся в стрессе. Он в основном молчал. Но обязательно задавал всегда только один вопрос:

— Почему плохо работает комбинат? И не выдает нужную продукцию?