Страсть и бомба Лаврентия Берии

Наконец-то он достиг того самого состояния гармонии, которое обещал ему лама Доржиев в своем бессмертном трактате об искусстве восточной любви. То, что стареющий маршал безуспешно искал, пробуя сотни женщин, теперь он обнаружил в одной. И так они приспособились друг к другу, так спокойно было с нею, что постепенно начали сходить на нет его многочисленные связи. Берия, как сытый кот, все еще иногда «играл» с подвернувшимися «мышками», но уже не было в нем того охотничьего азарта, того страстного желания покорить, удивить, которое гнало его от женщины к женщине всю жизнь.

Скоро его беленькая птичка забеременела. Лаврентий Павлович по старой привычке, применявшейся к другим подругам, пытался отправить ее на аборт, так как не хотел даже на время лишать себя постельных утех. Но «теща» и пассия встали стеной. И в конце концов, он махнул рукой: «Рожайте!»

Родилась девочка.

Тут опять взыграло ретивое. Он решил отдать ее на воспитание «в деревню». Но теперь они уже прочно заняли свои позиции в его доме и в его душе. Девочка росла при маме.

Нарком поломался, поломался и стал подумывать, что надо развестись со старой женой и оформить новый брак с Лялей.

* * *

Как-то раз старый товарищ Лаврентия Павловича и новый министр госбезопасности Абакумов, посмеиваясь, рассказал Берии об одном интересном случае:

— Пару лет назад в Москве мы накрыли антисоветскую кучку вшивых интеллигентов. Они собирались на квартире у неких Добровых. А мы эту точку специально держали как приманку. Место, где они могли болтать, чесать языками. Среди них оказался писателишка по фамилии Андреев. Они обсуждали его роман под названием «Странники ночи». Он подразумевает в нем, что русские люди как бы странствуют через ночь. А ночь — это советское время. Арестовали мы их по 58-й статье. Обвинили этого Андреева в создании антисоветской группы, антисоветской агитации и террористических намерениях. Короче, целый букет.

Поскольку как раз в это момент высшую меру отменили, то дали двадцать пять лет тюрьмы. Так вот, этот писатель оказался интересным таким чудиком. Одни говорят, что он сумасшедший, псих. Потому что рассказывает о том, что держит связь с какими-то высшими силами. Ангелами-даймонами, Махатмами. Якобы он, вернее его душа, летает в космос. Короче, явная шизофрения, бред, галлюцинации. Другие же специалисты утверждают, что он философ, мистик. А самое главное — пророк, оракул. И небесные силы покровительствуют ему, давая озарения, видения будущего… В частности, он что-то толкует о том, что в России история такая полосатая. То, мол, идет красная полоса, то синяя. И сейчас, мол, наступает синяя…

— Он что, как Распутин, что ли, предсказывает? — поинтересовался Берия. — Тот тоже говорил, что Россия после его смерти пойдет вразнос, будет хаос, революция. И… царя убьют.

— Нет, он так прямо не говорит. У него всякие существа — Демиурги, Люциферы, Гагтунгры, Уицраоры действуют.

— А это еще что такое?

— Ну вот он, как докладывает камерная агентура, называет так демона государственности. Этот демон, мол, и орудует в стране через свои человекоорудия…

— Да! Интересный тип. И где он сейчас?

— Во Владимирском централе. Можно сказать, сидит в «литературной шарашке». Пишет книги. Те-то его вредоносные сочинения мы уничтожили. А он опять пишет…

— Интересно! — повторил Берия, который еще с 1930-х годов помнил разного рода мистиков и буддистских монахов. — Организуй-ка ты мне встречу с этим кудесником, любимцем богов.

* * *

Перед ним стоял извлеченный, точно из бездны, из общей камеры внутренней тюрьмы с ее парашей, железным «намордником» на окне и нарами человек. Человек в полном смысле этого слова. Несмотря на арестантскую робу, грубые ботинки.

Видно было, что это интеллигент. Высокий, легкий, очень худой и смуглый. С тонким лицом, высоким лбом, узкими губами и узкими глазами. Лицо было аристократическое, а вот руки — мужичьи, корявые, с толстыми грубыми пальцами.

— Заключенный Андреев доставлен по вашему приказанию! — пробубнил вертухай. И вышел.

Они остались один на один. Всесильный «Сатрап», как звали Берию в определенных кругах. И мистик, мечтатель, вольная птица.

— Ну что, товарищ Андреев? — сказал Берия, посверкивая пенсне, которое он надел, чтобы лучше видеть реакции писателя. — Я слыхал, вы пророчествуете, предвидите будущее?

Заключенный пожал плечами, ожидая, что будет дальше. Видно было, что это человек тертый, прошедший через все узлы и конвейеры механизма под названием «следствие». А это бесконечные ночные допросы, стояние часами «на правеже», угрозы, а может, и пытки. Пережил он и «самый гуманный в мире» советский суд, который только по счастливому стечению обстоятельств не приговорил его к «высшей мере». С таким непросто было говорить.

— Вы все также продолжаете не принимать советскую власть? Считаете Россию погубленной, товарища Сталина — чудовищем? А? — грозно вопросил министр.

— Я не могу стать на позицию полного и безоговорочного принятия советского строя, — наконец твердо проговорил Даниил.