Страсть и бомба Лаврентия Берии

Берия хотел было по привычке продолжить разговор в том же тоне, но по отсутствующему взгляду Андреева понял, что так он ничего не добьется. И сменил тему:

— Впрочем, это никакого значения уже не имеет. Я пригласил вас поговорить о вашем даре. Говорят, вы как-то особенно видите мир. Полосами. Это так?

Андреев сначала медленно, а потом все быстрее, разгораясь, начал говорить о том, что каждая эпоха имеет свой цвет. Древние времена можно назвать лиловыми. Они то синие, то красные. Но в каждом, даже самом чистом, цвете есть примесь. Например, эпоха Александра Первого Благословенного была сплошь синей. Однако в ней уже накапливались красные силы — декабристы. И сейчас, когда кажется, что к власти пришли сплошь вопиюще красные силы, снова появляются синие. Они проявляются везде. Даже в человеческих аурах.

Берии стало интересно, и он спросил:

— Вы видите ауры?

Заключенный смутился, но ответил твердо:

— Да, вижу!

— И мою?

— И вашу тоже!

— И что в ней тоже есть ваши синие оттенки?

— Я вижу в вашей ауре алый цвет — это огромная энергия и воля. Вижу творческий аспект, который подавлен. И самый краешек — зеленый — желание гармонии. Но аура ваша загрязнена, а в центре ее все растущее черное облако. Это говорит о плохой карме, которая рано или поздно вас настигнет…

— Интересно, — заметил Лаврентий Павлович.

Как и большинство советских людей, он называл все эти мистические разговоры пустым времяпрепровождением. Но в душе был полон страхов и суеверий.

— И что же мне надо сделать, чтобы избежать плохой кармы?

— Человек даже с очень тяжелой врожденной и приобретенной кармой, а у вас она, судя по тому, что вы родились в бедной крестьянской семье, в совершенно глухой провинции, — врожденная, может избежать ее последствий, если будет изменяться и духовно расти быстрее, чем последствия плохой кармы его настигнут. Но вы родились во времена одичания человечества, да еще и усугубили свою жизнь… — Даниил умолк, понимая, что то, что он скажет, может разгневать наркома.

— Не бойтесь, говорите правду! — У Берии от волнения усилился грузинский акцент.

Андреев выдохнул. Но продолжил:

— Личным участием в убийствах, репрессиях, беззакониях тридцатых годов…

— Этого уже изменить нельзя! Это прошлое.

— Но оно влияет на ваше будущее. Оно может оказаться печальным.

— И что же делать?

— Меняться. Молиться. Но главное в вашей жизни — это поступки и решения. Впереди большие, очень большие перемены. Вы можете успеть изжить черноту… А можете… и не успеть.

Берия был впечатлен. Он уже давно думал об этом. Сталин стареет. Болеет. Война подкосила его силы. Он еще держится. Но впереди… Что впереди? Неизвестность? Нет!

Он, Лаврентий Берия чувствовал, что эпоха «отца всех народов» заканчивается. Что-то менялось в стране и в мире. В самом воздухе страны. Это вызывало страх вождя и желание остановить время, вернуть ужас, с помощью которого он управляет. Отсюда все эти бесконечные дела — о врачах-вредителях, о безродных космополитах, о ленинградской парторганизации.

Но он, Лаврентий Берия, еще полон сил. Он должен идти дальше. Думать о будущем. Кстати говоря, не только о своем.

В чем-то прав этот сумасшедший. Или пророк. Надо меняться. Соответствовать времени.

«Может, спросить его конкретно? Что он видит там, впереди? Нет, лучше не спрашивать. Надо просто работать. Просто двигаться. Делать свое дело. Свою бомбу…»

Берия вызвал конвоира. Даниила увели. У него впереди был длинный срок. И еще с десяток лет жизни. Пусть в камере, но жизни, насыщенной и по-своему интересной. А вот у него, у Лаврентия Павловича, второго человека в государстве… Что у него впереди? Нет ответа.

Задумчивый нарком долго ходил по кабинету, размышляя о том, что только что услышал.

VII

За эти месяцы они прошли гигантский путь. Уже работали урановые рудники, добывали руду, которая свозилась со всех концов гигантской империи в места обработки и обогащения.

Пройден этап с первым экспериментальным ядерным реактором. (Этот ураново-графитный монстр, в просторечии называемый «котел», имел оригинальную конструкцию, да и размеры его были весьма впечатляющими.)

Параллельно в разных частях страны росли новые комбинаты по уже промышленной переработке сырья. На них монтировались сотни тысяч тонн уникального оборудования.

Курчатов написал ему, Лаврентию Берии, очередную докладную записку о том, как будет работать комбинат № 817:

«Первоначально в «котел» закладывается 150 тонн металлического урана, и в течение первых двух месяцев выемка облученного урана не производится. Затем ежедневно выгружается тонна облученного урана и вместо выгружаемого закладывается тонна свежего металлического урана.