СТРАСТЬ РАЗРУШЕНИЯ

Генрих Гейне просматривал газету, удобно сидя на скамье в парке, статью о литературном обществе «Молодая Германия», где он был главным, и которое состояло из его поклонников — шумливых писателей, поэтов, студентов, обжившихся в Швейцарии. Неопределенное либерально-революционное направление, преклонение перед политической и литературной Францией, молодые затеи вроде протягивание левой руки при встречах или ношения на шляпе листка плюща — все это для обоюдоострой иронии Гейне казалось расплывчатой забавой. Как поэт он был горячо любим, боевые сатиры и критики его расхватывались, но участие в революции… Он качнул головой.

— Генрих! — услышал вдруг.

Его окликнул Карл Маркс, родственный не только идейно, но и кровно, по матери, дальний брат или дядя. И вдвое моложе.

— Пройдемся, — властно предложил он.

И на ходу, забрав газету, пробежал статью.

— Шалуны. На что они рассчитывают без жесткой дисциплины, без программы? «Семья» — именуют свои сборища. Тебя устраивает?

Гейне усмехнулся.

— Их скоро вышлют всех. Всемерно жаль, но я бессилен.

Карл посвистал с насмешкой.

— Разумеется, дамский угодник, — и прочитал издевательски.

Раз барышня стояла

Над морем в поздний час

И горестно вздыхала,

Что солнца луч погас.

Гейне улыбнулся. Карлпродолжал.

— Тебе все еще мечтается, чтобы женщины тебя на руках носили? Гейне усмехнулся на молодой выпад. А тот продолжал, не заметив. — Оставь эти любовные серенады и покажи поэтам, как орудовать хлыстом. Впереди революция, между прочим.

Гейне плоховато себя чувствовал и не готов был к спору.

— Каждая эпоха верит, что ее борьба самая важная, — примирительно вздохнул он.

— Революция — идея на все века. Никаких иных.

Они пошли молча. Маркс готовил докторскую диссертацию и направлялся с тезисами в редакцию Руге. Об этом и думал, и лишь поднял брови, когда Гейне произнес задумчиво.

— Идеи «других» для немцев — отчаянно злейшие враги. Мы готовы на корню уничтожать чуждые идеи вместе с их носителями.

…

И все же… огромная чужбина требует хоть какого-нибудь объединения. Тоска по теплому братскому окружению, по давнему полудетскому ощущению безопасности, любви и понимания непрестанно гложет душу. Полный неопределенности, он заглядывает даже в масонскую ложу.

Нет, и это не для него.

Дела, святого дела!

Панславизм! Всеславянская Федерация, словно живая, расцветает в его воображении. Она должна будет осуществить полную свободу личности, суверенитет каждой нации, отмену частной собственности и права наследования, отмену государства, чиновничества, ввести общественный труд, общежития, общественное воспитание детей, набрать армии труда, и тому подобное. Но кто же станет у власти в столь совершенной казарме?

По мнению Бакунина, это будет широкий круг осведомленных, узкий круг посвященных, во главе с самым достойным, самым талантливым из всех, то бишь Михаилом Бакуниным!

В Брюсселе он заглядывает к Карлу Марксу, также высланному из Парижа. Здесь кипит работа, издается газета, читаются лекции для рабочих и служащих, проводятся занятия в кружках и собраниях. Вещие догадки о могильщиках капитализма осеняют голову доктора экономии, из смутных пелен социальных туманностей прорисовываются очертания диктатуры пролетариата.

Бакунину противно. Его инстинкты полностью, наотрез противопоказаны диктатуре и дисциплине, его мироощущение — это порыв, страсть, смутный протест и разрушение.

— Маркс портит работников, делая из них резонеров. Все то же самое теоретическое сумасшествие и неудовлетворенное, недовольное собой самодовольство. В обществе коммунистов нельзя дышать свободно, я держусь от них подальше и никогда не вступлю в их коммунистический союз, не желая иметь с ними ничего общего… Коммунизм есть логическая невозможность, но в основе его лежат священнейшие права и гуманнейшие требования, в них-то и заключается та великая чудесная сила, которая поразительно действует на умы.

"Призрак бродит по Европе…" — эти слова уже произнесены в Манифесте Коммунистической Партии. Маркс и Бакунин — первые жертвы этого Призрака, этого признания необходимости насилия над людьми ради их же свободы и светлого будущего.

Одинокий, без собственного движения, без поддержки единомышленников, Мишель уязвим для любого слуха, которые так и липнут к нему, к его крупной личности.

Но мало-помалу собираются и сочувствующие. Это простые люди, вроде братьев Страка, но они общительны и преданны. Вокруг них теснятся другие, недовольные присутствием австрийцев, немцев, турок. Для пополнения казны кто-то продал мебель, кто-то отдал сбережения. Бакунин налаживает связи в Праге, Познани, Брюсселе, его уже многие знают и видят в нем славянского вождя. Он принимает участие в подготовке Славянского съезда в Праге, чтобы выработать программу действий, единую для всех славян, северных и южных, западных и восточных.

И вдруг…