Страсти и другие рассказы

Он говорил, задыхаясь, срывающимся голосом, так что ничего нельзя было разобрать. Пока он сидел в тюрьме, в Польше случилось восстание. Впрочем, часть его имения конфисковали еще раньше, сразу после освобождения крестьян. Остальное разворовали управляющие. У него остались одни развалины, которые он именовал «усадьбой» или даже «замком». Злые духи носились там даже днем, празднуя свадьбы и обрезания. Некоторые из этих демонов были евреями. Ставни всегда были плотно закрыты. Поговаривали, что помещик давно уже ничего не ест. Старик слуга, еще дряхлее, чем он сам, делал для него ячменную водку. Помещик пил ее прямо из кувшина через соломинку. У него осталось несколько акров земли, но он сдал их в аренду своему бывшему крепостному.

Не знаю, колдовал ли он в мое время. Возможно, он был уже слишком слаб для этого. Но в тюрьму он угодил именно из-за этого. Мой дедушка Лемл был его евреем-приказчиком. Когда он начал на него работать, у помещика еще не было ни одного седого волоса и он не пропускал ни одной деревенской девки. До освобождения крестьян помещик мог обращаться со своими крепостными, как ему вздумается. К примеру, зайти в избу к какому-нибудь мужику, женатому на красивой, и сказать: «Стас, мне понравилась твоя женщина. Пусть сегодня придет ко мне. Только чтоб во всем чистом, без вшей».

Ночью крестьянин приводил к нему свою жену, а сам ждал на улице. Если бы он не послушался, его бы высекли.

И зачем помещику сдались эти крестьянки, когда у него самого была жена-красавица? По слухам, она происходила из аристократической семьи, но ее отец разорился, и она рано осиротела. Жизнь, которую она вела с этим Лежинским, я врагу своему не пожелаю. Соседи-помещики чурались его, как прокаженного. Все знали, что он якшается с темными силами. Возле его замка был холм, где у него была вырыта пещера, в которой он занимался черной магией. После ареста Лежинского его зятья приказали засыпать пещеру. Я слышала, что в ней нашли человечьи кости, женские косы, клочки спутанных волос и дьявольские испражнения.

Чего он хотел добиться своим колдовством? У каждого колдуна своя безумная идея. Одни пытаются превратить свинец в золото, другие наводят порчу на врагов. Стефан Лежинский признался как-то моему дедушке, что мечтает создать женщину, которая обладала бы всеми женскими добродетелями. Храни нас Господь от таких добродетелей! Графиня болела и, возможно, больше не допускала его к себе. Кому же охота жить с этаким зверем?! Крестьянки ему надоели. Он ни с кем не разговаривал, кроме моего деда. Как и большинство помещиков, он считал, что вообще-то евреи — подлецы и мерзавцы и только его еврей-приказчик — счастливое исключение.

Когда Лежинский нуждался в деньгах, дедушка продавал участок его леса, клочок земли, несколько голов скота. Он заложил украшения графини. Стефан Лежинский всегда ходил с плеткой и, если графиня говорила что-то, что ему не нравилось, хлестал ее у всех на глазах. Он и дочерей своих тоже бил. К моему дедушке он относился хорошо, но несколько раз и ему доставалось: граф натравливал на него собак. И все мечтал об идеальной женщине. Однажды он нашел книгу, в которой говорилось, как можно сотворить такую женщину. Помещик сказал, что сделает ее по частям: сперва ноги, потом туловище, потом голову. Мне даже рассказывать об этом страшно. Такие существа — полулюди, полудухи. В наших священных книгах о них тоже упоминается. Я сама где-то читала.

— «Путь праведных», — сказала тетя Рахель. — История ювелира.

— Да? Вот, ты помнишь. А я забыла. Лежинский строго-настрого наказал дедушке хранить все в тайне, грозился в случае чего изрезать его ножом, а раны залить уксусом. Дедушка никому ничего не сказал, даже бабушке. Только когда Лежинского уже заковали в кандалы и все эти безобразия вышли на поверхность, он рассказал бабушке.

Бабушка — моей маме, а после того, как я вышла замуж, мама решила, что можно рассказать об этом и мне.

В таких страшных делах, как колдовство, требуется терпение. Помещику приходилось поститься, жечь черные свечи, курить всякие благовония и творить заклинания. Он без конца посылал дедушку в Люблин то за гвоздикой, то за какими-то порошками, то за птичьими перьями и редкими травами. Конечно, нехорошо помогать колдунам, но, если бы дедушка отказался, граф бы его жестоко наказал.

И вот настала ночь, когда его черная работа была завершена. Он хотел показать деду свою дьяволицу, но тут уж мой дедушка отказался наотрез. «Я — еврей, — сказал он. — И наш Закон этого не позволяет».

Граф сказал дедушке: «В Библии превозносится красота Вирсавии, Авигеи и Эсфири. Так вот моя женщина прекраснее их всех, вместе взятых. У нее такое лицо, что ослепнуть можно. А когда она говорит, кровь закипает в жилах, как вода в чайнике. Она мудрее царицы Савской».

Он велел деду принести гобелены и ковер, чтобы украсить стены и пол в пещере. В городе пошли слухи, что помещик привез откуда-то любовницу. Днем ее никто не видел. Но ночью она иногда проплывала, прикрыв лицо. Появлялась на миг и тут же исчезала.