Страсти по опере

А вот спектакль… Люди оперы прекрасно знают, что есть в мире несколько театров, где певцы, скромно говоря, не очень любят выступать. Не любят не из-за предвзятого, а из-за абсолютно непредсказуемого поведения публики. В Италии самым трудным в этом отношении считается театр в Парме — там даже Паваротти освистывали, а во Франции — в Марселе.

Марсель вообще в театральном отношении очень жёсткий. диковатый город. Много страшнее Милана. Страшнее Парижа. В каком-то отношении даже похуже Пармы. Там очень изысканная, очень подготовленная, очень знающая, очень понимающая, но при этом очень капризная публика! И темпераментная, как и во многих портовых городах, — могут и тухлой селёдкой в не понравившегося исполнителя запустить!

В Марселе со мной пел Фауста Ландо Бартолини, замечательный певец, много выступавший и в Metropolitan и в La Scala. Настоящий, как говорится, тенор старой итальянской школы. Да вот беда — публика ждала совсем другого певца!

Бартолини пел блестяще, но публика сразу начала устраивать ему самую настоящую обструкцию — свистели, орали, улюлюкали… Бартолини не выдержал — вышел на третьем спектакле на авансцену и сказал совсем уж потерявшим берега зрителям: «Что вы хотите? Почему освистываете меня? Что я делаю не так?» С галёрки орут: «Тебе не хватает лиризма!» А он возьми да скажи: «Тогда, может быть, вы выйдете и споёте?» Тут уж такая буча поднялась, что и описать трудно…

Я смотрю, бедный Ландо прямо на глазах багровеет, пот с него просто градом, и мы с моим Мефистофелем — его роль исполнял замечательный, с «чёрным», инфернальным тембром словацкий бас Копчак — просто бросились к нему, я говорю: «Сергей, надо быстрее помогать, его сейчас инсульт хватит…» Но, по счастью, обошлось.

Вот это — настоящие страсти по опере, такое сегодня редко встретишь. Какие уж там Мефистофель с Фаустом!

Искушение Фаустом

Один советский поэт старшего поколения, как гласит предание — или это правда? — однажды записал в своём дневнике: «Написал стихи о любви. Закрыл тему».

А если всерьёз, то Иоганн Вольфганг фон Гёте с полным основанием, закончив главный труд своей жизни, — трагедию о докторе Фаусте, о чём он и сделал запись в своём дневнике, мог бы записать для себя нечто подобное. Гёте, правда, прочно стоял на плечах своих многочисленных предшественников — до него о докторе Фаусте за полтора века только на немецком языке было написано около тридцати драматических произведений!

Первое — «Народная книга» вышла через полвека после смерти героя. Одно из дешёвых изданий сказок попало через пять лет в Англию, где и стало основой для «Легенды о докторе Фаусте» Кристофера Марло.

После же смерти Гёте поток произведений о легендарном чернокнижнике отнюдь не иссяк. Пушкин написал свои «Сцены из Фауста» ещё при жизни Гёте. А за Пушкиным последовали и австрийский поэт-романтик Николаус Ленау, и Генрих Гейне со своим «Доктором Фаустом», и Томас Манн с «Доктором Фаустусом», и его сын Клаус с «Мефистофелем», и Иван Сергеевич Тургенев со своим собственным «Фаустом»…

Первый и, к сожалению, ныне утерянный фильм о Фаусте появился ровно через четверть века после рождения кинематографа, последний — «Американский дьявол» — несколько лет назад. Весьма заметное место в кинематографической Фаустиане занимает фильм нашего соотечественника Александра Сокурова.

А музыкантов — так и вовсе как прорвало. Количество произведений — от романсов до рок-опер — о странствующем маге-философе и искушающем его дьяволе с трудом поддаётся исчислению. Хитрый доктор не хуже духа тьмы продолжал искушать самых непохожих друг на друга музыкантов — от Густава Малера, Игоря Стравинского и Альфреда Шнитке до Фредди Меркьюри и Рэнди Ньюмана…. Не говоря уже о Роберте Шумане и Рихарде Вагнере.

Но почему именно Фауст? Почему не кто-то другой из бесчисленных алхимиков, чернокнижников, магов, астрологов, оставивших свой след в европейской истории? Почему, скажем, не Агриппа Неттесгеймский, которого столь иронично показал в своём «Огненном ангеле» Прокофьев? Прокофьев, к слову, в этой же опере, мягко иронизируя над творениями Гуно и Бойто: сделал Фауста обладателем густого баса, а Мефистофеля — характерно-шутовского тенорка.

Они снова пришли в погребок Ауэрбаха

Неисповедимы пути матушки-Истории. Вполне возможно, на месте Фауста мог оказаться и кто-то другой… Тем более что реального человека, прославившегося под именем Фауста (Иоганна Георга Фауста), по-настоящему звали Георгием Гельмштетом, и родился он 23 апреля 1466 года… где? В Гейдельберге?[25] В Хельмштадте?[26] В Зиммерне?[27] В Виттенберге[28], том самом, где с 95 прибитыми к дверям местной церкви тезисами Мартина Лютера родилась Реформация? Там дом Фауста отмечен мемориальной доской. Как и в Праге, не без основания считающейся самым мистическим городом Старого Света…