Страсти роковые, или Новые приключения графа Соколова

— «Моя нежная Мария! Прости за бесцеремонное обращение на «ты». Но именно так я в день по тысячу раз обращаюсь к тебе, посылаю поцелуи, молю: будь со мною рядом. После нашей разлуки не помню минуты, в которую с нежностью и восторгом не вспоминал бы тебя, обольстительная. Милая Мария, признаюсь: едва твой чарующий образ возникает в моей душе, как сердце невольно переполняется восторгом, поэзией. Ты — идеал изящного, идеал святого. Ты — это весь мир. На свете нет женщины более желанной. Только ты способна вызывать чувство сильное, озаряющее ярким светом и вызывающим счастливый восторг. И это чувство зовётся любовью.

Нас разделяют страшные военные обстоятельства, враждебные государства, препятствия личного, семейного толка.

Но как я искренне хочу, чтобы ты оказалась в России! Это будет лучше для всех. И этого хотят любящие тебя Императрица и наш Государь.

До скорой, надеюсь, встречи на родной земле. Человеку, который доставит тебе это письмо, доверяй полностью. Ни один волос не упадёт с твоей головы. С нетерпением ждущий радостной встречи, сгорающий от страсти нежной, твой Аполлинарий, Царское Село».

Императрица, казалось, онемела. Потом с жаром произнесла:

— Боже мой, какой поэтический восторг это письмо! Такое признание околдует любое сердце.

— Женское сердце! — с улыбкой поправил Государь. — Ибо только женское сердце романтично и доверчиво.

Императрицу волновали противоречивые чувства. Она произнесла:

— Как вы, мужчины, можете обманывать нас! А мы готовы верить всякому любовному слову.

Соколов отвечал:

— Но фрейлина действительно прелестна, и я хочу видеть её в России. Как, впрочем, и вы, Ваши Императорские Величества. Так что врать в письме мне не пришлось. Государь, пожалуйста, начертайте на этом послании несколько слов — обещайте безопасность…

Императрица подозрительно следила за мужем. Тот, вздохнув, обмакнул перо в чернила и внизу, под письмом Соколова, с явным неудовольствием написал: «Мария Александровна, обещаю, что никаким уголовным преследованиям Вы подвергаться в случае возвращения в Россию не будете. Николай».

Соколов облегчённо вздохнул, перекрестился и убрал письмо.

Гнев Императрицы

Слуга налил свежего чая.

Императрица заботливо произнесла:

— Аполлинарий Николаевич, рекомендую печенье «Венская смесь». Очень нежное… Как вы пьёте такой крепкий чай? Я после одной такой чашки не спала бы три ночи, право.

Государь сказал:

— Такого богатыря разве чаем проймёшь? Его и вражеский штык не брал. Как в песне народ поёт: «Смелого пуля боится, смелого штык не берёт!»

Императрица спросила:

— Аполлинарий Николаевич, каким путем вы хотите отправить в Австрию письмо?

Соколов набрал в лёгкие воздуху, подыскивая нужный ответ, но на помощь пришёл Государь:

— А вот это военная тайна графа Соколова! — Но тут же перешёл на серьёзный тон, объяснил Императрице: — Соколов ведь дружит с Джунковским, у них свои каналы заброски агентов. А своих агентов они даже мне не сообщают.

Императрица слегка поморщилась:

— Ах, этот Джунковский!.. Скажите, граф, почему он всё время интригует против Распутина?

Соколов, глядя прямо в глаза Императрицы, отвечал:

— Потому что для Джунковского честь династии и России не пустой звук.

— Значит, и вы хотите сказать: старец компрометирует династию?

Соколов отвечал:

— В Григории Ефимовиче много симпатичного, он, конечно, совершенно необычный человек…

Государь усмехнулся:

— Разве обычный человек выпьет в московском «Яре» три бутылки водки и не только останется живым, но ещё в пляс пойдёт!

Императрица строго посмотрела на Августейшего супруга, подбодрила Соколова:

— Продолжайте, граф!

— Старец бескорыстен. Насколько мне известно, он порой берёт деньги, которые ему жертвуют, но обычно их тут же раздаёт нуждающимся. Он умён и бывает прозорлив.

— Но почему общество так ненавидит старца?