Страсти роковые, или Новые приключения графа Соколова

— Ваши Императорские Величества, вы видели человека приближенного к трону, который не вызывал бы зависти и злобы? А в нашем случае эти дурные чувства усиливаются в десятки раз…

— Почему?

— Вы приблизили к себе человека простого, необразованного. Всяким сиятельствам оскорбительно сознавать, что мужик, которого они и в лакеи не взяли бы, вознесён выше их самих, родовитых и образованных. Такое не прощается! Отсюда грязные наветы, нашептывания, лютая злоба. Дошло до того, что усиленно распространяют слухи: Распутин — главарь шпионской шайки.

Государь заметил:

— Это, понятно, клевета. Но Григорий и сам далеко не безукоризнен.

Соколов твёрдо ответил:

— Да, Государь, его дебоши, скажем, в московском «Яре», где он заявлял громогласно, кому следует править империей, а кому нет, авторитет царской семьи не укрепляют. Или бурные застолья с песнями и плясками на Гороховой, куда идёт нескончаемый поток просителей? Страна расколота, многие жаждут революционных перемен. Оставлять старца в столице — опасность для него самого и для династии.

Императрица вспыхнула, резко ответила:

— К счастью, не все так думают! Скажем, князь Щербатов полагает Распутина истинным духовным сокровищем — без всяких изъянов, укрепляющим династию.

Соколов позволил себе усмешку:

— Простите, Государыня, в народе говорят: «Кому нравится поп, а кому попадья!» Просто мои вкусы расходятся со вкусами князя.

Императрица возмущённо раздула ноздри. Она резко поднялась с кресла, обратилась к мужу:

— Ники, ты идёшь к гостям?

Государь смиренно отвечал:

— Нет, Аликс. Я немного поброжу по парку.

Императрица небрежно кивнула Соколову и, цепляясь подолом пышного платья за торчавшие ветви кустов, направилась к Александровскому дворцу.

Откровенный разговор

Государь и Соколов покинули беседку, но отправились в сторону, противоположную дворцу. Государь вдруг остановился, помедлил и произнёс:

— Аполлинарий Николаевич, готов приказ об отставке Маклакова. Вы близки к Джунковскому, скажите, он согласится занять пост министра МВД?

Соколов, глядя прямо в лицо Государя, решительно отвечал:

— Этот вопрос следует задать самому Владимиру Фёдоровичу. И если позволите заметить, Государь, то я скажу с прямотой военного: чехарда министров, особенно важнейшего — внутренних дел, говорит о непорядках в государственном управлении. За последние пятнадцать лет на этом посту у нас побывали Сипягин, Плѐве, князь Святопо̀лк-Мѝрский, Булыгин, Дурново̀, Столыпин, Макаров, Маклаков и вот теперь князь Щербатов. Лишь Столыпин занимал кресло министра МВД шесть с половиной лет. Получается, что на всех остальных пришлось чуть больше года. Тут уж не до внутренних дел — содержание ящиков собственного стола изучить едва успеешь.

Соколов замолк. Он высказал то, о чём давно говорили повсюду — и в светских салонах, и в среде простых людей. Но откровенно сказать правду Государю никто не решался.

Государь досадливо покраснел, не находил, чем ответить. Он понимал умом справедливость упрёков, но слышать это из уст полковника ему было крайне неприятно.

Наконец, молвил:

— Спасибо за правду! Не зря говорят, что вы человек отваги великой.

Соколов заметил:

— Государь, тут храбрость не нужна. А сказал я это лишь потому, что люблю Россию и вас.

Государь пожал Соколову руку.

— Приезжайте, граф, на молебен восьмого июня, — и необыкновенно подавленный, словно отрешённый от всего мира, в печальном одиночестве побрёл в глубь парка.

Может, сердце предчувствовало печальное грядущее?

Одинокая прогулка

Зелёный шатёр деревьев смыкался над головой. Порой набегал сильный порыв ветра, и вся эта буйная растительность приходила в движение, начинала мягко мотаться вперёд-назад, показывая голубой экран неба с несущимися по нему белёсыми облачками.

Государь сошёл с тропинки и теперь двигался по плохо прибранному газону, наступая порой то на ветку, которая сухо хрустела под сапогом, то на еловую, очищенную белкой шишку.

Он знал, что по мягкости и доброте характера склонен уступать просьбам Аликс, Вырубовой и других близких людей. Но не по этой же причине произошли все нынешние непорядки! И не причиной тому Распутин, с которым государь в общей сложности и полчаса не говорил? А непорядки эти, как выяснилось, были самые ужасные. Фронт разваливался, на заводах начались забастовки, Дума откровенно бунтовала, призывала к неподчинению правительству и свержению династии. В магазинах появились очереди за продовольствием, хотя продовольствия в России хватает с избытком. Не случайно он, Николай, был единственным, кто в воюющем государстве не ввёл нормированное потребление. Что, что делать?!

Государь отлично понимал: смутьяны, как правило, люди порочные, лживые, алчные, подталкивают государство к крушению. Но как бороться с ними, когда общество пропитано идеями, так называемой демократии. Ещё десять лет назад он дал свободу слова (остальные свободы все уже были). И это вышло боком, ибо тут же, нарушая запрет, во всяких журнальчиках появились на него, Государя, на его семью и Григория самые злые, самые непристойные статейки и карикатуры.