Страсти роковые, или Новые приключения графа Соколова

Его, как лицо, доказавшее преданность Германии, деятели из военного министерства послали к фрейлине с важной миссией. Он привёз текст нового письма, составленного в Берлине, русскому царю. Фрейлина должна была его переписать своей рукой и передать Гершау. Тот в известном ему месте перешёл бы линию фронта и с паспортом на имя инженера Николаева добрался бы до Царского Села. Тут он положил бы письмо в почтовый ящик дворца.

За эту операцию фрейлине Васильчиковой было обещано пять тысяч марок, а Генриху Гершау — три с половиной тысяч. Деньги хорошие! (Один рубль стоил три марки двадцать шесть пфеннигов.)

И вот теперь произошла эта неприятная встреча. Гершау мучительно соображал: «Для чего эта хабалка сюда припёрлась? Чей она агент — германский или… русский?! Муж её, конечно, очень влиятелен. Придётся упомянуть её имя в отчёте о командировке».

* * *

Первой мыслью Веры Аркадьевны было: «Вляпалась! Теперь этот хлыщ донесёт, что я была у фрейлины. Фрейлину допросят, и она выложит, что я с миссией от Государя. Что делать? Не отдавать письмо? Нет, только не это. И тогда с какой стати я припёрлась с риском для жизни в эту глухомань? Сам Государь надеется на меня. И Соколов верит в меня. Но что я скажу контрразведчикам? Тут и мой фон Лауниц не выручит. Что делать, Господи, спаси и вразуми!»

Тем временем Гершау вскочил с дивана, расшаркался, поцеловал Вере Аркадьевне руку, выпалил дежурные слова:

— Ах, как цвет этого платья идёт вам! Как ваш супруг? Фон Лауниц — выдающийся дипломат, скажите ему мой привет. Впрочем, третьего дня мы виделись в Берлине, я навестил его в министерстве. Вы где остановились?

— Вещи отправила в «Адлер», а сама поспешила свидетельствовать почтение нашей фрейлине.

— Я тоже в «Адлере». Как приятно! Наверное, важные дела привели в Глогнитц?

— Мы с Машенькой давние друзья. Так вот ради дружбы я приехала к ней, без какой-либо другой нужды. И отдохнуть несколько дней на природе — милое дело. Вместе с Машенькой. Вон она какая, прямо розан цветущий! Машенька, позволь я тебя поцелую!

Фрейлину удивило такое бесцеремонное обращение и далёкий от изящества язык. Но она обиды не выказала, стерпела.

Вера Аркадьевна тайком подала знак фрейлине: мол, выпроводи этого мужика отсюда, дело есть к тебе.

Фрейлина эту команду игнорировала. Она никак не могла вспомнить, где эта Лауниц успела с ней, фрейлиной, подружиться, что столь развязно себя ведет.

Гершау, кажется, почувствовал неловкость своего положения. Письмо, которое составляли соответствующие службы в германском МИДе, он фрейлине уже передал. Так что теперь с лёгким сердцем раскланялся.

— Я буду у вас, Мария Александровна, завтра в одиннадцать утра! — И пузом вперёд выкатился из роскошной гостиной.

Не ведал шпион, что слово своё он сдержать не сумеет, и по причине весьма уважительной.

Приглашение на родину

Фрейлина величественно вскинула голову, высокомерно взглянула на эту смазливую, но дурно воспитанную девицу, приторным голосом произнесла:

— Чем, милочка, могу быть вам полезна?

Вера Аркадьевна в ответ нахально рассмеялась:

— Мне, любезная, вы совершенно без надобности! А вот я вам весьма нужна.

Фрейлина округлила глаза:

— То есть?

Гостья без долгого вступления запустила руку в вырез своего платья, пошарила между двух плотных полушарий и достала помятое письмо. Расправила на коленке, протянула его собеседнице. Очень строгим голосом, каким классные дамы сообщают родителям о провинностях их чад, произнесла:

— Граф Соколов просил передать: он сгорает от любви к вам, Мария Александровна!

Фрейлина вспыхнула, руки у неё от волнения задрожали. Она с торопливой лихорадочностью углубилась в текст. Глаза её заблестели. Будучи уверенной, что гостья письмо читала, произнесла:

— Какие возвышенные чувства! Все-таки есть ещё настоящие мужчины.

Вера Аркадьевна согласилась:

— Редко, но попадаются.

Фрейлина приятно удивилась:

— Тут и Ники сделал приписку!

Не оставляя прежний учительский тон, почему-то особенно заставлявший верить в истину сказанного, Вера Аркадьевна продолжала:

— Да, ваша светлость, все очень о вас скучают. От Соколова только и слышно: «Ах, эта божественная Мария! Как я томлюсь без неё». И что вы думаете? Даже похудел. Вода камень точит, а любовь — душу. В Царском Селе вас всем ставят как пример мужества, и Ники, и Аликс ждут не дождутся, когда вы вернётесь. — Едва для красочности не добавила, что те выходят на дорогу и неотрывно смотрят вдаль, не едет ли коляска с фрейлиной Васильчиковой.

С фрейлины, дважды перечитавшей письмо, слетела вся спесь. Она с надеждой и недоверием глядела на гостью.

— Это правда? Очень ждут?

Вера Аркадьевна поджала губы.

— Чтоб мне сдохнуть на этом месте! — Она таинственно понизила голос — Вы, Мария Александровна, знаете, кто мой муж?

— Конечно, это фон Лауниц! Очень влиятельный человек…

И дальше на гостью нашло вдохновение. Вера Аркадьевна стала врать ещё отчаяннее:

— Я давно вами восхищаюсь, вашей красотой и богатством. — Наклонилась вперёд, прошептала: — И потому по страшному секрету сообщу: германская тайная служба решила вас замочить… э-э… отделаться от вас.