Страсти роковые, или Новые приключения графа Соколова

Лицо фрейлины облилось смертельной бледностью. Она дрожащим голосом спросила:

— Но почему? За что?

Вера Аркадьевна начала загибать пальцы:

— Первая причина: от писем царю, которые посылаются вами, Германии пользы нет никакой. — Дунула на раскрытую ладошку. — Так, один пшик! Решили: ещё разок попробовать, не получится заключить мир с Ники, и — баста. И тогда — аллес вам, радость моя, капут! — Провела пальцем возле шеи фрейлины.

Ту откровенно передёрнуло.

— Вот как? — Глаза фрейлины наполнились слезами. — Стало быть, этот Гершау… хочет… последнюю попытку? Я всё, всё поняла.

— Вы, ваша светлость, слишком много знаете. А теперь, после того случая, и вовсе германцы считают: вам никак нельзя верить.

— Почему?

— В контрразведке не дураки сидят. Мне муж сказал: «Мы разоблачили Васильчикову. Она снюхалась с известным красавчиком графом Соколовым. Он русский сыщик и агент разведки». — Участливо погладила фрейлину по голове. — Эти старые козлы в погонах считают, что влюблённые женщины — агенты ненадёжные. Мой Лауниц так и сказал: «Женщина ради любви мать забудет родную, не только свои обязательства перед разведкой!» Каково?

Фрейлина несколько мгновений остолбенело смотрела на собеседницу. Потом горько, истерично разрыдалась. Её плечи судорожно подрагивали, батистовый платочек, которым фрейлина вытирала глаза, стал мокрым.

Когда фрейлина немного успокоилась, она сняла с руки золотой браслет с бриллиантами и изумрудами, протянула Вере Аркадьевне:

— Вот, возьмите, это моей прапрабабке подарил Петр Великий.

Вера Аркадьевна изумилась:

— За что такая щедрость?

— За то, что вы спасти меня хотите.

— Нет, нет! Я не возьму, не уговаривайте. Я не корысти ради, а только по причине человеколюбия… Потому как дороги вы мне!

Фрейлина в свою очередь тоже очень удивилась такому бескорыстию, внимательно посмотрела на собеседницу и снова надела на руку браслет. Если говорить честно, браслет отдать было не очень жалко, ибо это всего-навсего ловкая подделка под настоящий, который хранился в тайнике. И украшена подделка не камнями, а стекляшками. Фрейлина предложила:

— Оставайтесь ужинать! Я хочу с вами обсудить, что мне делать.

Вера Аркадьевна согласно мотнула головой:

— Покумекаем, да и страсть как я проголодалась!

* * *

Около полуночи Вера Аркадьевна сказала фрейлине:

— Дайте мне ножницы!

Она распорола подкладку своего ридикюля, вынула оттуда австрийский паспорт с фото и описанием примет Веры Аркадьевны, но с именем Мария Тирпиц.

Сказала:

— Можете выдавать себя за племянницу германского адмирала. Никто проверять не станет. Кстати, адмирал очень заинтересован сепаратным миром. Возьмите лист бумаги!

Фрейлина послушно исполнила приказание. Вера Аркадьевна спросила:

— Вы бывали во Львове?

— Нет.

— Пишите: Львов, на трамвае подняться на холм. Конечная остановка — Высокий замок. Пройдёте немного вперёд, справа — улица Проезжая. На углу — лабаз «Колониальные товары». Записали? В лабазе спросите Ниссона Фрумкина. Скажете: «Это правда, что вы продаёте свою лавку?» Он ответит: «И сколько много вы дадите?» Вы ответите: «Не миллион же!» И Фрумкин вас спрячет у себя и проведёт через границу. Ему за вас уже заплачено, так что денег не давайте, даже если будет просить. Всё записали? Повторите!

Фрейлина повторила.

Вера Аркадьевна одобрила.

— Молодец! Теперь дайте эту бумажку, — и швырнула её в горевший камин.

У неё было прекрасное настроение: насмерть запуганная фрейлина приняла твёрдое решение — бежать в Россию.

* * *

Когда Вера Аркадьевна подходила к гостинице «Адлер», ей показалось, что кто-то её выслеживает, забравшись в густые кусты возле входа. Она взяла у портье ключи и поднялась в номер.

И тут начались, кажется, самые жуткие приключения в её жизни.

Бронзовый подсвечник

Едва Вера Аркадьевна зажгла в номере свет, как в дверь постучали. Она не успела ответить, как дверь раскрылась. В номер вошёл Генрих Гершау. Сладким голосом он запел:

— Я вам, сударыня, не помешал? Простите за позднее вторжение. Так приятно встретить на чужбине соотечественницу.

Его тон и выражение лица насторожили Веру Аркадьевну. Она сказала:

— Я тоже ужасно рада видеть вас, Генрих. К сожалению, уже поздно, я устала и хочу спать.

Но Гершау не собирался уходить. Он уселся в кресло и тоном въедливого следователя произнёс:

— Крайне любопытно знать, зачем вы приехали к Васильчиковой?

Вера Аркадьевна усмехнулась:

— Решила показать последний журнал берлинских мод. Нельзя, что ль?

— Меня в разведке уверили, что сейчас я единственный, кто общается с фрейлиной. И вдруг вижу тут вас. — Сделал рот куриной гузкой, прищурился. — Вы чьё задание выполняете?

Вера Аркадьевна невозмутимо отвечала:

— Вы в своём уме, Генрих? Мы с фрейлиной давние подруги…

— Сомнительно! Вы, сударыня, в высшем свете впервые стали появляться года за три до начала войны, после того как охмурили фон Лауница. До этого вы её знать не могли в силу своего плебейского происхождения. Но последние восемь лет фрейлина почти не бывала в России — так, редкими наездами. После начала войны на родине она и вовсе не была.

— И что вы хотите сказать?