Страсти роковые, или Новые приключения графа Соколова

— Чего вы ко мне привязались? «Любовник, любовник…» Даже мой дорогой Лауниц меня не упрекает. Ведь коли я и жертвовала собой, то исключительно ради оперативных целей. И потом, вы что, со свечкой стояли, когда Соколов меня?.. Так что, херр генерал, не суйте свой большой нос куда не следует.

— Но ведь пока вы катались в Глогнитц, устаревали очень важные сведения, которые вы добыли у Соколова?

— Тремя днями раньше, тремя днями позже — победа всё равно будет за нами! Германия превыше всего! Мне пора, меня ждет мой фон Лауниц.

— Не спешите, фрейлейн! В тюрьму Шпандау принимают круглые сутки. Ведь главный вопрос я приберёг на десерт. — Генерал вперился глазами в Веру Аркадьевну. — Отвечайте, что вам известно о смерти Генриха Гершау?

Вера Аркадьевна давно ждала этого вопроса. Она со спокойной весёлостью, будто речь шла очень забавном отвечала:

— Это я шандарахнула наглеца подсвечником!

Генерал от такой наглой откровенности даже опешил:

— Вот как? Но как вы смели убить Генриха Гершау, большого друга и патриота Германии?

Она вздёрнула носик:

— А вы знаете, что этот «патриот» предложил мне работать на русскую разведку?

Генерал рассмеялся:

— И вы, конечно, вместо того чтобы согласиться, а потом донести нам о его намерениях, отправили несчастного к праотцам?

— Нет, я отправила его после того, как он напился и сказал: «Раздевайся!» Я ему ответила: «Не дождёшься, козел!» Он мне: «Да я тебя застрелю!» — и грязно обозвал. Моё женское достоинство было задето, ну и того, долбанула малость по лысине. А что, скажите, делать с этим презренным изменником? — Укоризненно погрозила пальцем. — Ошибаетесь, херр генерал, этот тип никогда не был патриотом великого фатерланда. Патриотка — это я…

Генерал ощерил жёлтые крупные зубы:

— Вы — патриотка?

— Господин генерал, если бы я не была патриоткой Германии, разве я вернулась бы в Берлин? Тут мой дом, тут мой муж, тут моя новая великая отчизна. Мы победим, и я буду до последнего вздоха бороться за величие могущественной Германии!

Генерал подумал: «Сколько в этих русских нахальства!» Он тяжело вздохнул и подписал пропуск на выход из министерства.

* * *

Конечно, Вера Аркадьевна держалась на допросе молодцом, но спасло её от крупных неприятностей только одно обстоятельство — высокопоставленный муж. И всё же милая россиянка осталась в сильном подозрении и за линию фронта её больше не посылали.

Она жила в ненавистном её сердцу Берлине: ходила в зоопарк, посещала за двадцать пять пфеннигов мавзолей в Шарлотенбургском парке, Национальную галерею недалеко от набережной Шпрее. И ежедневно смертельно тосковала о своей единственной большой любви — о графе Соколове.

Разве её можно упрекнуть за это? Женщина и появляется на этой прекрасной и грешной земле едва ли не с единственной целью — любить. И это у женщин получается лучше всего.

Глава XXVIII ПРОЩАЛЬНАЯ НОЧЬ

Вещественное доказательство

Изнывала от любовной страсти к атлету-красавцу Соколову не только Вера фон Лауниц. Не меньшие муки любви и ревности терзали и другую прелестницу — заточённую на роскошной вилле Кляйн Вартенштейн фрейлину Марию Васильчикову. Она уже готова была бежать в Россию, но…

Нежданный приезд Веры фон Лауниц, странное убийство в гостинице «Адлер» германского шпиона, а перед этим избиение стражи, учинённое русским богатырём — всё тем же Аполлинарием Соколовым, и его таинственное, нераскрытое исчезновение из Глогнитца навлекли на фрейлину начальнический гнев.

Фрейлина уже собралась бежать в Россию, как нагрянули с обыском по приказу самого фон Ягова. Обнаружили два паспорта — германский и русский. Германский паспорт, как выражаются специалисты, был «полужелезным» — на имя какой-то Эльзы Мозель из Гамбурга, убитой при неизвестных обстоятельствах в декабре 1914 года. На паспорте была наклеена фотография фрейлины. Зато русский паспорт был «железным» — настоящим, но на имя Ольги Петровны Степановой, московской дворянки.

В немецкий паспорт был вложен план переднего края германских войск на положение середины июня 1915 года. Стрелка указывала на пригород Варшавы, вероятно, на место, где следовало переходить к русским. И тут же написано имя русского генерала — начальника штаба Евгения Александровича Рауша фон Траубенберга.

Было ясно: при задержании русскими фрейлина должна была сослаться на генерала, который принимал участие в её судьбе.

Вейнгарт торжествующе потрясал вещественными доказательствами, на его устах играла сатанинская улыбка.

— Думали провести меня? Не вышло! Много крови у меня выпили вы, фрейлина, со своим громилой. Но теперь пришёл мой черёд радоваться. Я устрою праздник, когда о вашем расстреле напишут газеты.

Этим радужным надеждам сбыться было не суждено. Фрейлину не поставили к стенке, но…