Страсти роковые, или Новые приключения графа Соколова

Публикация словно послужила сигналом: теперь повсюду, в газетах и журналах, стали много печатать сообщений очевидцев вражеской жестокости.

Эта жестокость в российской общественности вызывала возмущение, немцев теперь иначе как «средневековыми варварами» не называли.

Горькая пилюля

Соколов приказал лакею:

— Для меня завари чай крепче! — и обратился к царю: — Ваше Императорское Величество, народ боготворит вас. И это пытаются использовать враги в своих гнусных целях.

Государь с удивлением уставился на сыщика:

— Каким образом?

— Ваше Императорское Величество, мой долг всегда говорить вам правду. Если придворные могут опасаться за свои насиженные места, то у меня положение, хвала Господу, независимое, а цель моего существования — служить своему Государю и Отечеству.

— Так говорите, граф! — Государь явно был заинтригован. — Что произошло?

— Вера фон Лауниц передала мне листовку на русском языке, которую австро-германские войска в ближайшее время начнут громадными тиражами распространять среди русских солдат.

— Но ведь листовки они и прежде печатали…

— Эта совершенно особого, циничного рода.

— Где листовка?

— Вот, Ваше Императорское Величество! — И гений сыска протянул розоватый лист бумаги.

Императрица, до этого молча пившая чай со сливками, с чисто женским любопытством сказала:

— Ники, прочти вслух, пожалуйста!

Тот покорно согласился.

— Как говорят наши союзники-англичане, лекарство куплено — его следует выпить.

И Государь с самым невозмутимым видом и ровным голосом начал читать:

— «Солдаты! В самых трудных минутах своей жизни обращается к вам, солдатам, ваш царь.

Возникла сия несчастная война против воли моей: она вызвана интригами Великого князя Николая Николаевича и его сторонников, желающего устранить меня, дабы ему самому занять престол. Ни под каким видом я не согласился бы на объявление сей войны, зная наперёд её печальный для матушки-России исход, но коварный мой родственник и вероломные генералы мешают мне в употреблении данной мне Богом власти, и, опасаясь за свою жизнь, я принуждён выполнять всё то, что они требуют от меня.

Солдаты! Отказывайтесь повиноваться вашим вероломным генералам, обращайте оружие на всех, кто угрожает жизни и свободе вашего царя, безопасности и прочности дорогой родины.

Несчастный ваш царь Николай».

Соколов пытливо смотрел на собеседников.

Государь выглядел обескураженным. Зато, к удивлению сыщика, Императрица не была раздосадована. Скорее, вид у неё был торжествующим. Она обратилась к Государю:

— Теперь ты, Ники, видишь: даже наши враги знают о честолюбивых происках Николая Николаевича. Его обожает чернь, как она обожает всяческое ничтожество, ей подобное. Наш Друг давно предупреждал…

Государь молчал.

Императрица жёстко произнесла:

— Верховного главнокомандующего следует менять — и незамедлительно.

Государь тяжело вздохнул, перевёл неуместный разговор на другую тему:

— Попробуйте, Аполлинарий Николаевич, печенье «Кинг», это фабрики Эйнема — прелесть!

Императрица в том же категоричном тоне продолжала:

— И необходимо самым срочным образом гнать министра МВД Маклакова! Ведь это он допустил погромы в Москве и Петрограде, решительно никаких мер не принял против толпы. Как и самого главнокомандующего белокаменной — Юсупова-старшего.

Государь остановил долгий взгляд на Соколове. Потом спросил:

— Что, граф, по вашему мнению, предпринять следует?

Соколов решительно отвечал:

— Первое — обернуть германскую пропаганду против них самих же. Второе — заставить всё-таки замолчать фрейлину Васильчикову.

Императрица, внимательно слушавшая сыщика, с любопытством спросила:

— Каким образом повернуть германскую пропаганду?

— Сделать в российской и союзнической прессе заявление: германцы-де пали так низко, что идут на любые бессовестные ухищрения, дабы отдалить свой неминуемый и позорный конец. Что стоит, к примеру, гнусная фальшивка, которую они напечатали от имени якобы российского Государя. А если листовки будут сброшены, то принять необходимые меры к тому, чтобы они не попадали в руки солдат.

Государь согласно кивнул головой:

— Пусть так! Но меня гораздо больше тревожит фрейлина Васильчикова. Что теперь после вашего бесполезного вояжа в Глогнитц следует предпринять?

Соколов смело возражал: