Страсти роковые, или Новые приключения графа Соколова

Сыщик, хорошо отобедав в родительском доме, прошёл с отцом в его кабинет.

Старый граф Николай Александрович, ещё помнивший Крымскую кампанию, сидел на фоне громадной карты военных действий, сосал патентованные лепёшки Вальда, которые якобы предохраняли от насморка и простуды, кутался в плед и обсуждал последние события на фронтах.

Старый граф как раз рассуждал о четвёртом наступлении германцев, а именно о попытке генерала Ма̀кензина продвинуться по Западной Галиции и занять реку Сан.

Антон Людвиг Фридрих А́вгуст фон Ма́кензен (1849 — 8 ноября 1945) — германский генерал-фельдмаршал, участник Первой мировой войны.

Они окружным путём вышли бы на правый, восточный берег Вислы, ибо три предыдущих попытки у них не увенчались успехом.

Николай Александрович, блистая поразительным знанием географии, почти не заглядывая в карту, тоном опытного стратега говорил:

— Двести тысяч немцев — ты, Аполлинарий, только представь такую армию! — занимают на правом берегу Сана площадку шириной вёрст двадцать. Это вот тут, между Ярославом и Синявой. Но что при этом получилось? — Старый граф с иронией глядел на сына, словно тот был виноват в том, что немец Ма̀кензен опростоволосился.

Аполлинарий Николаевич слушал отца исключительно из вежливости. Он покорно спросил:

— Что получилось, папа?

Старый граф азартно продолжал:

— Взгляни, Аполлинарий, на диспозицию. Смотри, вправо находится сильно укрепленный Перемышль — тут немцам не дадут пройти, а слева — гибельные болота, тянущиеся от Белгорая к устью Сана. — Счастливо улыбнулся. — И что получилось? А получилось…

Эти стратегические рассуждения были внезапно прерваны. В кабинет постучались, дверь открылась. На пороге стоял камердинер Семён, родившийся ещё во времена Гоголя и с упоением рассказывавший дворне о золотом времечке — крепостном праве. Дворня улыбалась, но слушала. У этого реликта сохранялись все зубы, здравый рассудок и отличная память.

Семён держал в руках большой серебряный поднос, на котором он ежедневно подавал старому графу газеты. Он шаркнул ногой влево-вправо — как ему казалось, особо галантным образом — и надтреснутым, но ещё сильным голосом доложил:

— Ваше сиятельство, граф Николай Александрович, прибыл посыльный на авто от Государя.

Старый граф удивлённо, как это делал его сын, поднял правую бровь:

— Что случилось?

— Просит, ваше сиятельство, передать Аполлинарию Николаевичу письмо от Государя нашего Николая Александровича. Позвольте выполнить?

Старый граф милостиво разрешил:

— Передай!

Ступая словно артист балета Императорских театров с носка, Семён приблизился к Аполлинарию Николаевичу, вновь сделал ножкой и с глубоким поклоном протянул поднос с конвертом. Из этой принужденной позы доложил:

— Посыльный в авто дожидается вас лично-с!

Сыщик кивнул.

— Иди, Семён, свободен! — Распечатал конверт, прочитал вслух: — «Аполлинарий Николаевич, сделайте одолжение, немедленно навестите меня в Царском Селе. Искренне Ваш, Николай».

Старый граф с уважением посмотрел на сына, не удержался, произнёс:

— Когда ты, Аполлинарий, в сыщики пошёл, я уже мысленно на тебе крест поставил. Решил, что никакого толка из тебя не выйдет. Теперь с радостью вижу: ошибался! Сам Государь в тебе нужду имеет.

Сыщик поцеловал отца в макушку и отправился переодеваться в парадный белый мундир. Не забыл он прихватить и германскую листовку.

Женское непостоянство

Александровский дворец

Шофёр подвез Соколова к Александровскому дворцу, в котором жил Государь. Тут прибывшего встретил дежурный офицер. При виде этого человека Соколов не удержался от смеха:

— Штабс-капитан Кавтарадзе, сегодня вы меня в плен брать не станете?

Кавтарадзе не мог без стыда вспоминать историю двухлетней давности, когда по приказу бывшего министра МВД Макарова пытался арестовать Соколова, но тот поверг наземь шесть или семь человек, включая самого кавказца.

(Министр МВД Макаров)

Впрочем, об этом вы можете прочитать в книге «Железная хватка графа Соколова», а нам следует поспешить на второй этаж дворца — в кабинет Государя.

Государь сидел за рабочим столом, а по другую сторону в глубоком кресле расположилась Императрица.

Государь приподнялся, кивнул головой и, не протягивая руки, довольно сухо произнёс:

— Садитесь!

Повисла тишина.

Соколов недоуменно размышлял:

«Что произошло? Чем я прогневил царя?»

Императрица поглаживала свою кисть руки с узкими плоскими ногтями, слегка загнутыми книзу, и время от времени вздыхала.

Государь хмуро глядел перед собой.

В открытое окно доносился немолчный шум листвы и птичий гомон.

Императрица вздохнула ещё раз и выложила главную новость, которую нынче утром сообщила Государю:

— Из Глогнитца очередное послание, третье по счёту. Васильчиковой неймётся.

Государь не выдержал, воскликнул:

— Вы, граф, едва покинули Васильчикову, как она тут же нацарапала новую мерзость! — и укоризненно посмотрел на Соколова.