Страсти роковые, или Новые приключения графа Соколова

Потом за рояль села Великая княгиня Ксения, заиграла вальс Чайковского.

Соколов подошёл к Татьяне, уже опустившейся в кресло, учтиво и низко поклонился:

— Позвольте, Ваше Высочество, пригласить на тур вальса?

Лицо восемнадцатилетней девочки осветилось восторгом. Татьяна не могла скрыть волнения и смущения, которыми переполнило её это приглашение. Знаменитый покоритель женских сердец граф Соколов был окутан множеством самых невероятных легенд, и в глазах Великой княгини он был вполне сродни средневековому герою, про которых написано в старинных французских книгах.

Соколов танцевал превосходно, как превосходно он делал всё, за что брался. Он напрочь забыл, что держит за талию царскую дочь. Его пленило столь близкое присутствие совершенно очаровательного, юного существа, которое трепетало от смущения и радости, и этот трепет передавался графу, пьянил его, делал особенно ловким и сильным.

Ксения заиграла ещё бравурней, все присутствовавшие оставили разговоры и с удовольствием следили за танцующей парой.

Соколов сделал круг и, поцеловав руку Татьяны, подвел к её креслу. Государь и Императрица стояли рядом возле широкого подоконника и с наслаждением любовались дочерью.

Это был чудесный день, который Соколов помнил до своего последнего часа.

* * *

Около трёх часов пополудни Соколов надумал уезжать, стал прощаться. Тут же засуетился Распутин:

— Граф, миленький, возьми с собой! Засиделся я тут совсем… А моя дочка Дуняша что-то головой занедужила, жаловалась.

Авто полетело к столице, замелькал еловый лес, приятный освежающий ветер рванул в лицо.

Распутин сказал:

— Граф, какой же ты отчаянный!

— Это ты о чём, Гриша?

— Да к австриякам забрался. Я бы так не смог!

Соколов заиграл желваками, с ненавистью подумал:

«До чего же пошёл народ несуразный, государственные секреты разбалтывают». Вслух насмешливо произнёс:

— Тебя никто и не посылает!

Распутин продолжал:

— А чего ты влез в самое пекло? Верку фон Лауниц снарядили бы, она у них там, в неметчине, свой человек. Чего надо, всё отвезла бы. — Взмахнул руками. — Ай, чуть не запамятовал! Она ведь вчерась ко мне заходила, всё про тебя расспрашивала. Я ей сказал, что ты у отца ночуешь.

Соколов промолчал, но подумал: «Теперь мне хода в Глогнитц нету, так что, может статься, и Вера Аркадьевна сгодится».

Прошло совсем немного времени, и этот непрошеный совет старца весьма пришёлся кстати.

Глава XXIV НЕУГОМОННАЯ ФРЕЙЛИНА

Вражеские козни

Соколов в июне 1915 года во время пребывания в Петербурге против своих правил остановился не в «Астории», а в отцовском доме на Садовой. И всё же побывать в «Астории» ему нежданным образом пришлось.

Гостиница Астория

На другой день после праздника в Царском Селе, в начале одиннадцатого утра раздался телефонный звонок. Соколов снял трубку. Он услыхал какое-то покашливание, потом хихиканье, и, наконец, женский голос простонародно произнёс:

— Это кто будучи? Слышь, позови графа Аполлинария Николаича!

Соколов развеселился:

— А папу римского тебе не надо?

Голос обрадовался:

— Так это ты, знаменитый красавчик? Жизни нет без тебя. Коли не полюбишь, утоплюсь в Неве. Примешь смертный грех на душу. Кто говорит? Да это я, каргопольская мещанка Варвара Прохоровна Семёнова. Помнишь, ты меня намедни от гибели неминучей спас. Я тебе желаю сделать благодарность, потому как вожделею.

Соколов узнал в шутнице Веру Аркадьевну, расхохотался:

— Для душевного разговора лучше красавицы мещанки не придумать!

— А коли вы, граф, соскучившись, скорее приезжайте в знакомый вам люкс в «Астории». Теперь я в нём расположившись во всём конфорте!

* * *

Соколов пробыл у Веры Аркадьевны не более двух часов. Сыщик торопился вернуться к обеду: отсутствие сына весьма огорчило бы старого графа.

Вера Аркадьевна заверила:

— Я пробуду в Петрограде ещё три дня, а затем — тю-тю! — через границу, в Берлин. Повезу дезу. Это так называют дезинформационные материалы. Ах, ты, граф, это, конечно, знаешь! Моя молодая прекрасная жизнь будет подвергаться опасностям — смертельным. Ты, герой моих грёз, будешь меня вспоминать?

— Ежедневно, с шести до семи пополудни! — отшутился сыщик.

Вера Аркадьевна значительно посмотрела на Соколова, протянула продолговатый плотный лист бумаги, согнутый пополам. Сказала:

— Держи, любимый, может, тебе для чего-то пригодится! Эту листовку громадным тиражом начинает печатать германский генштаб.

Соколов пробежал глазами текст, раздул ноздри:

— Ну и подлецы! На любую мерзость способны…

— Мой фон Лауниц сказал, что эта листовка для русских опасней всяких бомб. Она поможет разложить армию. В ближайшие недели германцы хотят с аэропланов засыпать этими листовками окопы русской армии.

Соколов повертел в руках германское психологическое оружие, усмехнулся:

— Видишь, на какой плотной бумаге этот литературный шедевр напечатан. Знаешь почему?

— Сама удивляюсь. Почему?

— Чтобы русские солдаты не раскурили листовку в «козьих ножках». И для туалетных нужд не годится — почти картон.

Этому продолговатому листочку плотной бумаги предстояло сыграть свою роль в российской истории.

Новость от Семёна