Читаем Страсти в нашем разуме полностью

Популяции правонарушителей, сидящих в тюрьме, и психопатов не идентичны. Многие заключенные не подходят под типичное определение психопата, а многие психопаты в данный момент не сидят в тюрьме. Но даже в этом случае диагноз психопатии — сильнейший индикатор того, что у нас есть вероятность быть осужденным за уголовное преступление. К тому же даже уголовные преступники, не считающиеся психопатами, обычно имеют психопатологические отклонения по каждому измеряемому аспекту личности. Представляется справедливым утверждение, что психопаты и почти психопаты образуют выборку, которая лишена нормального паттерна морального поведения, обсуждаемого Каганом.

Есть ли какие-то свидетельства, что психопаты также демонстрируют более слабые эмоциональные компетенции, как предсказывает его тезис? Рассуждения Харви Клекли о психопатической личности говорят именно об этом[128]. Он подчеркивает, насколько часто психопаты оказываются лишены чувства вины или эмпатии, двух особенно важных чувств в схеме Кагана. Трудность здесь состоит в том, что у нас нет конкретных тестов на наличие этих чувств. Возможно, ученые отрицают чувство вины и эмпатии у психопатов просто потому, что те не способны к моральному поведению. Если так, их работы не сообщают ничего нового о валидности утверждения, что эмоции являются движущей силой морального поведения.

Есть тем не менее ряд экспериментов, выявляющих объективно измеряемую нехватку эмоциональной компетенции у психопатов. Работая со стандартными определениями из клинической литературы, Роберт Хэйр и Майкл Квинн разделили выборку заключенных канадской тюрьмы на три категории: (1) явные психопаты, (2) легкие психопаты и (3) явные не-психопаты[129]. Затем они провели над добровольцами из каждой категории следующий простой эксперимент на подкрепление. Сначала участников подсоединили к прибору, напоминающему детектор лжи, который измерял пульс, сужение кровеносных сосудов и гальваническую реакцию кожи. Добровольцы надевали наушники, в которые Хэйр и Квинн многократно передавали десятисекундные звуки низкой, средней и высокой частоты. После низкочастотного звука ничего не происходило, за среднечастотным звуком на экран проецировался слайд с изображением обнаженной женщины, а после высокочастотного звука участники получали легкий разряд тока.

Все три измерения возбуждения у непсихопатических добровольцев давали ожидаемое подкрепление. То есть звуки, предшествующие удару током и фотографии обнаженной женщины, вели к изменению пульса, сужению сосудов и гальванической реакции кожи до появления самого стимула. Пульс и сужение сосудов давали похожее подкрепление и для двух психопатических групп.

Но по гальванической реакции кожи, наиболее ощутимому из трех измерений эмоционального возбуждения, психопаты не показывали никакого подкрепления. Она на короткое время возрастала во время удара током или показа фотографии, но не выказала никаких изменений, когда раздавался звук, предшествовавший стимулам. О похожих результатах сообщалось и в нескольких других исследованиях[130]. В этих экспериментах мы видим хотя бы робкое свидетельство, что сниженная эмоциональная компетентность ассоциируется с хронической неспособностью соответствовать конвенциональным стандартам морального поведения.

Откуда мы знаем, что это именно сниженная эмоциональная компетентность, а не общая неспособность к обучению делает наказания и награды неэффективным источником стандартов для психопатов? Обширная литература сообщает, что психопаты не хуже других выполняют традиционные тесты на интеллектуальные способности[131]. Но как указывает Хэйр, в этих исследованиях, как правило, психопатами оказывались те, кто был пойман и помещен в исправительное учреждение за антисоциальное поведение[132]. Справедливо сделать допущение, что те психопаты, которые остались непойманными (или кого ловили реже), умнее тех, кого поймали, из чего следует, что психопаты в среднем умнее, чем непсихопаты. Изучение интеллекта в любом случае показывает, что асоциальное поведение психопатов — не результат общей неспособности к обучению.

В отсутствие эмоционального подкрепления любое количество наказаний и наград от взрослых, по-видимому, будет недостаточным, чтобы заставить человека вести себя морально. Возможно, даже взрослое подкрепление, наиболее бихевиористский из разнообразных источников стандартов, должно и само опираться на врожденные эмоциональные компетенции.

ИМПУЛЬСИВНОСТЬ И ПРЕСТУПНОСТЬ

Перейти на страницу:

Все книги серии Экономическая теория

Зомби-экономика
Зомби-экономика

В книге известного австралийского экономиста Джона Куиггина предлагается критический анализ системы экономических и политических идей («великое смягчение», гипотеза эффективного рынка, теория динамического стохастического общего равновесия, «обогащение сверху вниз» и приватизация), сложившейся в последние три десятилетия и сыгравшей, по мнению автора, определяющую роль в наступлении недавней Великой рецессии. Куиггин показывает, что, несмотря на теоретическое и практическое опровержение этих идей, они будут сохранять доминирующее положение в экономической науке и экономической политике до тех пор, пока не сформируется комплекс убедительных альтернативных идей.Написанная доступным языком, эта провокационная книга представляет интерес не только для экономистов и политологов, но и для широкого круга читателей.

Джон Куиггин

Зарубежная образовательная литература, зарубежная прикладная, научно-популярная литература
Институты и путь к современной экономике
Институты и путь к современной экономике

Принято считать, что существующие различия в экономике, политике и обществе отражают влияние различных институтов. Но среди экономистов, политологов и социологов нет единого мнения о том, что представляют собой институты, какие силы влияют на их сохранение и изменение и как мы можем повлиять на институциональное развитие. Эта междисциплинарная книга предлагает понятие институтов, которое объединяет внешне противоположные направления институционального анализа в социальных науках. В ней используется единый подход к изучению происхождения и сохранения институтов, их изменения и влияния предшествующих институтов на последующие.Достоинства этого подхода демонстрируются при помощи сравнительных исследований институтов в средневековом европейском и мусульманском мире. Этот сравнительный анализ институциональных оснований рынков и государств и их динамики также способствует пониманию функционирования современных экономик. Он показывает своеобразие европейских институтов и объясняет, как и почему они привели к возникновению современной экономики, поддерживая обезличенный обмен, эффективные государства и использование знаний.

Авнер Грейф

Обществознание, социология
ВВП. Краткая история, рассказанная с пиететом
ВВП. Краткая история, рассказанная с пиететом

Известный британский экономист Дайана Койл прослеживает историю искусственного, абстрактного, сложного, но важнейшего статистического показателя – ВВП – от его предшественников в XVIII–XIX вв. до его изобретения в 1940-х годах, послевоенного «золотого века» и сегодняшнего дня. Читатель узнает, зачем был изобретен этот стандартный инструмент измерения величины экономики, как он менялся на протяжении десятилетий и каковы его сильные и слабые стороны. В книге объясняется, почему даже самые незначительные изменения в ВВП могут определять исход выборов и влиять на важные политические решения. В заключительной главе автор убедительно показывает, что ВВП был хорошим показателем для экономики XX в., но становится все менее подходящим для экономики XXI в., в которой определяющую роль играют инновации, услуги и нематериальные блага.

Диана Койл

Зарубежная образовательная литература, зарубежная прикладная, научно-популярная литература

Похожие книги

Лучшее в нас. Почему насилия в мире стало меньше
Лучшее в нас. Почему насилия в мире стало меньше

Сталкиваясь с бесконечным потоком новостей о войнах, преступности и терроризме, нетрудно поверить, что мы живем в самый страшный период в истории человечества.Но Стивен Пинкер показывает в своей удивительной и захватывающей книге, что на самом деле все обстоит ровно наоборот: на протяжении тысячелетий насилие сокращается, и мы, по всей вероятности, живем в самое мирное время за всю историю существования нашего вида.В прошлом войны, рабство, детоубийство, жестокое обращение с детьми, убийства, погромы, калечащие наказания, кровопролитные столкновения и проявления геноцида были обычным делом. Но в нашей с вами действительности Пинкер показывает (в том числе с помощью сотни с лишним графиков и карт), что все эти виды насилия значительно сократились и повсеместно все больше осуждаются обществом. Как это произошло?В этой революционной работе Пинкер исследует глубины человеческой природы и, сочетая историю с психологией, рисует удивительную картину мира, который все чаще отказывается от насилия. Автор помогает понять наши запутанные мотивы — внутренних демонов, которые склоняют нас к насилию, и добрых ангелов, указывающих противоположный путь, — а также проследить, как изменение условий жизни помогло нашим добрым ангелам взять верх.Развенчивая фаталистические мифы о том, что насилие — неотъемлемое свойство человеческой цивилизации, а время, в которое мы живем, проклято, эта смелая и задевающая за живое книга несомненно вызовет горячие споры и в кабинетах политиков и ученых, и в домах обычных читателей, поскольку она ставит под сомнение и изменяет наши взгляды на общество.

Стивен Пинкер

Обществознание, социология / Зарубежная публицистика / Документальное