Страстоцвет, или Петербургские подоконники

Проф. А. Кернер фон Марилаун. Жизнь растений. Т. 2: История растений. Глава «Запах цветов как приманка для насекомых и других животных».

Подобно цвету, и запах растений состоит из своеобразных соотношений с животным миром. Запах, испускаемый листьями, стеблями и корнями, служит главным образом к отпугиванию врагов, питающихся растением; напротив того, аромат, исходящий от цветов, имеет значение как приманка для таких животных, которые в случае посещения могут переносить пыльцу.

У большинства зонтичных цветы имеют другой запах, чем листья, стебли и корни. Корни кориандра отзывают противным запахом клопов, листва болиголова выделяет отвратительный запах мышей. А между тем цветы этих трех зонтичных имеют приятный аромат меда, привлекающий насекомых.

Число различных запахов очень велико. По самой скромной оценке, их можно различить до пятисот. Однако точно определить и разграничить их очень затруднительно, так как в нашем языке отсутствуют соответствующие названия, и потому остается только сказать, что резеда пахнет резедой…*

*Далее следует длинное объяснение разницы между терминами «запах» и «обоняние», которые в немец-ком языке передаются словом Geruch. Так как на русском языке этих понятий смешать невозможно, то мы и считаем себя вправе опустить это место подлинника. (Примеч. переводчика А. Генкеля.)

Почти пародийно выглядящие на фоне серьезной прозы «цветочные» стишки поэтов-серебровечников, перевязанные к тому же надушенными ленточками, имеют тем не менее ту же психоаналитическую подкладку. Это, в сущности, такой же провинциальный маскарад — с масками, полумасками, костюмами японских гейш, испанок, цыганок и таитянок. Трудно теперь определить, кого первым бес попутал поиграть в девичьи игры. Полагаю, как всегда, спровоцировал Михаил Алексеевич… В марте 1911 года М. А. Кузмин отправил письмо Вяч. Иванову:

Певцу ли розы принесу
Цветов царицу?
В каком саду, в каком лесу
Сберу кошницу? —

ну и так далее, не в альбом же себе переписываю.

Словом, «маркиз гуляет с другом в цветнике, у каждого левкой в руке…». Этот белый левкой к тому же из рук в руки приняла у Кузмина Анна Ахматова. Не увенчались успехом и попытки Михаила Кузмина реабилитировать розу, у которой, по его мнению, символисты отобрали цвет и аромат, — это привело лишь к изменению «сорта» бесплотного цветка: вместо католической эмблемы «розы и креста» вернулась не первой свежести аллегория — «соловей и роза». Новым было только то, что самодельные розы-стишки стали посылать друг другу соловьи-поэты… Они от души одаривали друг друга — накануне нового, счастливого 1914 года.

Трудно даже вообразить, какими пустяками занимались взрослые мужчины в последние дни последнего благополучного года в России (до сих пор наш эталон — уровень 1913-го). Существовала старинная игра невес-тившихся барышень «Флирт цветов»: «Я садовником родился, не на шутку рассердился, все цветы мне надоели, кроме розы…» Тогда та, кого назвали «розой», жеманно поднималась с пуфика (канапе, козетки — черт его знает, на чем они сидели в своих «зальцах») и произносила тот же текст, в конце называя… ну, скажем, «орхидею». И от этого тинейджеры минувших лет получали какое-то недоступное уже нашему пониманию удовольствие.

Читая эти игривые послания, перестаешь удивляться тому, что три с половиной года спустя один из последних вопросов, обсуждаемых Государственной думой, был… об оранжереях. Облагать их налогом или не облагать? Так и не успели прийти к консенсусу…

«Дитя, не тянися за розой…»

Глава восьмая. Розы насущные